56
Однако во всем, как всегда бестолково и обезличено виноватых, мы уж всенепременно вскоре до чего только явно сколь весьма радостно еще отыщем.
И ими, прежде всего, до чего только и впрямь непременно окажутся именно те самые простые и бравые солдаты, у которых зачастую вся же сила их великого духа, собственно, и является главной оборонительной и наступательной мощью.
Причем бывает она куда только явно значительно еще поважнее всяческой военной амуниции.
Вот именно про это граждане советские историки нам-то все уши давненько до чего старательно прожужжали… на разные лады вальяжно вещая безо всякого перерыва…
Слабая у нас, оказывается, была армия, плохо обученная, недисциплинированная.
А между тем именно для того чтобы незамедлительно перейти в контратаку, и нужна была та железная дисциплина, да только откуда ей было, собственно, взяться у армии, которую враг разом уделал в хвост и в гриву?
57
Ей бы сразу отойти назад, да постепенно и неспешно перегруппироваться, но то было совершенно никак вовсе нисколько не по-советски.
Такие вещи в те времена неизменно рассматривались совсем не иначе, как самое уж откровенное паникерство!
Причем ничто не ново под луной, правда, в оригинале Экклезиаст сказал: «Нет ничего нового под солнцем», – но это, собственно говоря, абсолютно же ныне совершенно неважно.
Вот как описывает Лев Толстой довольно схожие события, некогда действительно приключившиеся во время войны 1812 года.
Причем надо бы сразу именно то ведь подметить, что более чем беспочвенная дискредитация артиллеристского поручика Льва Толстого вовсе и близко нисколько не правомочна…
«И об этом-то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так, как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии – об этом-то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда-то, а Тормасов – туда-то, и как Чичагов должен был передвинуться туда-то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д. Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно».
58
Да уж, в те ныне проклятые царские времена за то что некто и впрямь посмел бы еще высказывать вслух нисколько не двусмысленные предположения относительно самой принципиальной невозможности чего-либо… его зачастую ожидал один резкий окрик, а не пуля, но то были совсем другие «жестокосердные сатрапы», они-то порою с народом излишне простодушно цацкались…
Не губили они людей, словно бы то было враз попросту ставшее вследствие своего идеологически вредного непослушания никому далее более вовсе-то и ненужным, отныне попросту именно что во всем бесхозное и совершенно полностью ничейное добро.
Вот как оно и впрямь сколь уж немыслимо и неприглядно выглядело в той-то вполне, надо сказать, более чем исключительно так естественной большевистской обыденности.
59
Однако та до чего только принципиально лживая красная самопропаганда буквально все всенепременно разукрашивает красками искристо и радужно вовсе ведь совсем иной величественной и помпезной действительности.