– Да ну какой я Боярский, – продолжил отвечать вслух на ее мысли мужчина. – Меня зовут Павел Вельиаминович, – представился он и сделал широкий жест со сниманием невесть откуда взявшейся на его голове шляпы. Шляпа была украшена птичьим пером сизого цвета. Лена ощущала странность происходящего, ведь от его шеи к деревянной конструкции тянулась прочная плетеная веревка, которая, однако, никак не мешала этому человеку совершать телодвижения. Он будто парил в воздухе, а не висел, что было бы более естественно.

– Сегодня все не так, – сказала ему Лена, продолжая смотреть на свободно болтающуюся вокруг его шеи веревку. – Вот и медведи зимовать полетели на неделю раньше, – сама не понимая, почему, сказала она.

Они вместе посмотрели на небо и, действительно, увидели в нем стаю летящих бурых медведей. Они почему-то летели на метлах, построившись в привычный человеческому глазу клин. Первый медведь одной лапой ел из банки мед, а второй периодически махал остальным, мол, летите за мной. Остальные медведи были голодными и злились, что у них нет меда, но продолжали лететь за своим лидером.

Вдоволь насладившись этим нечастым зрелищем, Лена и Павел Вельиаминович вновь посмотрели друг другу в глаза.

– Лето, пора гасить кушетку, – сказал странный мужчина.

– Да, – согласилась Лена, – два килограмма гвоздей и курящий телевизор.

– Что ж, вам пора, маргарин и сода не ждут, – попрощался Павел Вельиаминович и упорхнул в небо вместе с обрывками оторвавшейся от деревянной конструкции веревки.

– Если будете у нас на поселке, прилетайте еще! – с приятной теплотой прокричала ему вслед Лена и подумала, какие же милые люди иногда встречаются ей на жизненном пути.

Она повернулась налево и пошла дальше в сторону вокзала. Все происходящее с ней оставляло какое-то послевкусие неестественности, но в целом она ощущала, что все идет именно так, как и должно.

Сделав несколько шагов, она перепрыгнула рельсы, но не приземлилась на землю, а продолжила лететь на расстоянии нескольких сантиметров от асфальта. Справа в здании была открыта дверь, а на бетонных ступеньках стоял алкаш в тельняшке, смотрел на ее коленки, пил пиво из трехлитровой банки и ухмылялся. Лене стало очень страшно, но, вопреки здравому смыслу, ей захотелось срочно войти внутрь этого здания. Она прошла по ступенькам, ощущая невероятное напряжение в ногах. Проходя мимо алкаша, вдруг подул сильный ветер, приподнимая края ее юбки, и она изо всех сил схватилась за ткань и стала прижимать ее к телу, чтобы мужчина ни в коем случае не увидел ее голые бедра и хлопчатобумажные трусики.

В этот момент она ощущала смесь странных чувств: с одной стороны, ей было безумно стыдно, что он сейчас увидит ее интимные места, с другой стороны, ей невероятно сильно хотелось этого. Она не знала, пережила ли бы она взрыв стыда, если бы вдруг сейчас стала совершенно голой, но была уверена, что это облегчило бы ее внутренние терзания.

Голой она не стала и даже смогла пройти мимо мужика в тельняшке в здание, напоследок оглянувшись и увидев, что причиной ветра, вздымающего ее юбки, был он сам. Это мужик-алкаш дул в ее сторону, сложив губы трубочкой, и почему-то это дуновение вызывало сильнейший ветер.

Лена зашла внутрь и с протяжным скрипом захлопнула массивную дубовую дверь, обитую каленым черным железом. Теперь она очутилась в огромном помещении с высочайшим куполообразным потолком. На стенах в металлических каленых светильниках находились свечи, создававшие приглушенный оранжеватый тусклый свет. На расстоянии одного шага от стен стояли, немного склонившись, черные монахи – люди среднего роста в черных матовых балахонах с длинными капюшонами, которые закрывали лица этих людей. По центру возле скамейки с белкой стоял один чуть более крупный монах. Кроме размера, он отличался наличием увесистой золотой цепи поверх балахона. Очевидно, он был главным здесь. Он приподнял голову и произнес: