Увидев объект, Зина замерзшими губами и щеками попыталась улыбнуться. Изобразив приезжего слепого, искавшего какой-то адрес, Панас, заплетаясь и кособочась, поплёлся по улице.

Зина подошла к «Штуцеру» и вступила в контакт.

У «америкоса» заиндевели очки. Настороженно шевелились губы. Зина, сделав серьезное лицо, зачем-то стала разминать свою «косметичку». Затем плавным, отработанным движением (сказались практические занятия с Панасом) сняла с объекта очки, засунула куда-то в свою выдающуюся грудь и вернула через пару секунд. Пристроив «линзы», «Штуцер» расцвел в улыбке и начал светиться, как будто ему предлагали зайти в гостиницу для вручения «Медали Конгресса»25.

В этот миг Панаса пронзила мысль, от которой он вспотел, несмотря на мороз.

– Зинка ведь не знает английского, а «Штуцер» – русского, – пробубнил приезжий слепой.

Но, тут же снова замёрз, так как кое-что вспомнил и с удовольствием изрек: «Язык любви понимают все».

«Влюбленная» парочка, переступив через запорошенного снегом «кавказца», медленно продефилировала к дверям гостиницы.

По команде Панаса в здании тут же отключили все лифты, кроме одного, оборудованного оперативной техникой подслушивания. Памятуя инцидент с Розой, Панас по мобильнику позвонил в Вашингтон, домой «Штуцеру», и, услышав в трубке ласковый голос Моники, выключил телефон.

«Жена на месте», – усмехнулся он про себя, после чего по рации вызвал Прохора и разрешил ему участвовать в мероприятии.

Иван доложил, что «молодые» вошли в номер. Однако номер молчал. Как потом оказалось, Зинка, зная, где проходит провод спецтехники, перерезала его маникюрными ножницами. Связь оборвалась. «Крыша» в истерике начала требовать немедленного доклада об оперативной обстановке в номере. Все были на взводе. Тут ещё, во время очередного детского штурма, без команды завелся «Студебеккер», оглушая своими выхлопами все в округе. При этом испускал такой черный едкий дым, что, казалось, горела нефтяная скважина где-то в районе Кувейта. Со спецгруппой «Беспредел»26 Панас замер на этаже в десяти шагах от номера «Штуцера».

– Не понимаю, что случилось? Ведь я её предупредил, если она не выйдет из номера через пять минут, ей припишут аморалку и вытурят из органов! – повторял сам себе Панас.

В этот момент щелкнул ключ и в коридоре показалась Зинка.

– Панас, всё нормально, но эти клизмы из технического отдела дали слабое снотворное. Мне пришлось утроить дозу, – каким-то взвинченным тоном доложила она. – Панас, косметичкой я не пользовалась, честное слово. В общем, – заходи!

Все ввалились в номер, как в «бутик» на распродажу. «Америкос» лежал на кровати в позе «вольно». На нём была дубленка, горные ботинки, однако отсутствовали очки и джинсы.

Хлопцы набросились на его вещи и стали аккуратно потрошить. Урожай был обильный. Шифрованные блокноты, фотографии «Штуцера» с семьёй Президента России, микрофотоаппарат-зубочистка, перочинный ножик-болгарка. Денег оказалось всего 150 долларов. От досады Панас пнул ногой тело «Штуцера» в бочину и неуверенным движением отдал их обрадованной Зинке.

Операцию закончили очень быстро и также снялись.

Дорога домой превратилась в триумфальное шествие возвращавшихся из очередного набега запорожцев. Во всех попадавшихся ларьках скупалось спиртное. Настроение было особенно приподнятым, слышались здравицы в честь Панаса и Зины. «Крыша», как всегда, скромно поздравила с успехом и предложила долго не задерживаться на работе.

На ней никто и никогда не задерживался. Это было не в традициях «секции».

Зина ходила в именинницах. Все пытались её обнять и расцеловать, а она, расщедрившись, позволяла ребятам некоторые вольности. Один Панас был весь хмурый и неприступный, как днепровская круча. Что-то бурчал про какие-то письма, отгулы, но в конечном итоге всё сводилось к вопросу.