– Расскажешь друзьям, что подарил номер газеты самому знаменитому детективу в городе, о коем в этой газете и идет речь, это тебе и будет платой сверх меры. А теперь ступай отсюда.

Мальчик надулся и засеменил дальше по тротуару. Рыбин, еще раз тяжело вздохнув, пригласил дю Буржуа к ним в бричку, и сильно кренясь на один бок, она покатилась по мостовой.


Возле подъезда, где обитал скорняк, собралась толпа. У входа, уперев руки в бока стоял необъятный лоснящийся полицеймейстер очень неприятного вида. Растопыренные уши, прыщавое лицо, огромная отвисшая нижняя губа, словно желающая закатывания, выдавали в нем истинного полицейского не в первом поколении. Рыбин, спустившись из брички и пробравшись сквозь толпу, встал перед ним и произнес, осматриваясь:

– Та-ак. Стало быть, место преступления. Господин полицеймейстер, что тут у вас?

– Преступление. А вам какое дело? Вы кто? – ответил он нервно.

– Частный детектив Рыбин, я веду расследование этого убийства. Какие меры были приняты с момента обнаружения?

– Все необходимые. Вот, стою и не пускаю никого. Что еще надо-та?

– Да, не пускает совсем. Дык этать, домой-то не попасть никак, – проговорил рослый седовласый мужчина из толпы. Рыбин посмотрел на него, смерил взглядом.

– А вы, собственно, кто такой? – осведомился он.

– Дык живу я тут… Эта, на втором этаже я живу. А ведь не пускають вовсе. С самого утра тут стоять… А у меня там молоко на солнцепеке осталось, испортится молоко ведь.

– А я на третьем этаже живу! – вставила низкая пухлая женщина в фартуке. – У меня там утюг остался горячий! Грю ему, пусти, окаянный! А он все одно талдычит: не велено, приказ, грит. А я грю: сгорит же дом ко всем псам! А он все одно: остыл твой утюг уже давно, грит.

Толпа зашумела в том смысле, что да, сгорит все, срочно нужно пройти и домой попасть. Рыбин сказал:

– Господа, успокойтесь. Сейчас я пройду, произведу осмотр места преступления, и вы все вернетесь по своим домам.

Толпа притихла в покорном ожидании. Рыбин, сделав приглашающий жест своим товарищам, предпринял попытку пройти в подъезд, но полицеймейстер остановил его, перекрыв своим мощным пузом весь путь.

– Не велено! – грозно проверещал он. – Никого не пропускать! Место преступления!

– Уважаемый, я веду это расследование по личному поручению господина Бургомистра! – сказал Рыбин наставительно. – Вы не имеете права меня не пускать.

– Ничего не знаю! Приказано никого не впускать до выяснения обстоятельств!

– Уважаемый, но мы и прибыли выяснить обстоятельства, – спокойно сказал Рыбин.

– Ничего не знаю! Вот когда выясните, тогда и приходите! – прокричал полицеймейстер, запрокинув нижнюю губу на верхнюю.

– Вот так, ваш бродь, весь день, – вставил седовласый, – ничего даже слушать не хотят.

– Откуда я знаю, что вы от Бургомистра, вдруг вы мошенники какие? Или жулики притом? – обратился полицеймейстер к Рыбину. – Где бумаги, подтверждающие ваше право пройти?

Рыбин достал из кармана конфискованную у мальчугана газету, и, гордо выпятив грудь, сунул заголовок статьи ему в лицо.

– Ну, объявления вижу, одинокая молодая прачка желает встретить покорителя ее сердца с толстым от ассигнаций кошельком… Не нужна мне прачка! Что вы мне тут тычите?! Пытаетесь усыпить мою бдительность?

Рыбин осмотрел газету, перевернул ее обратной стороной и снова представил полицеймейстеру на обозрение.

– «За дело об убийстве скорняка берется известный частный детектив Рыбин», – прочитал полицеймейстер. – И что же? Я должен теперь верить каждой бульварной газетенке? Где документ? Где подпись, наконец?! – он уже не сдерживал негодования. Тогда Компаньон, запустив руку куда-то за пазуху, извлек лист бумаги, отыскал на краю Бургомистрову подпись и оттиск гербовой печати, протянул ее полицеймейстеру. Тот внезапно стушевался, покраснел и стал лосниться еще больше.