— С-спасибо, — выдаю еле слышно. — Прости, я испачкала тебе футболку.

Арес только отмахивается.

— Я могу чем-то помочь?

— Вряд ли, — качаю головой. Он не спрашивает, но я чувствую потребность выговориться: — Я убила Птица, Арес! Уничтожила собственного фамильяра! — голос срывается на мышиный писк.

Чувствую, что сейчас снова разрыдаюсь и спешу к шкафчику у входа. Там под зеркалом в выдвижном ящике хранятся разные снадобья. В том числе и успокоительные. Высыпаю тройную дозу в остатки воды. Принимаю залпом.

— Пойду умоюсь. Побудешь здесь?

Я не привыкла выражать эмоции на людях и стесняюсь этого. Тетушка считает, что это неприлично, а иногда даже оскорбительно для посторонних, но сейчас мне не хочется, чтобы светлый уходил. Чувство утраты возрождает во мне невесть откуда взявшуюся фобию — меня снова бросят, и я останусь одна.

Я боюсь потерять и его тоже. Боюсь больше не увидеть этого, внезапно ставшего мне таким дорогим, мужчину!

Арес глядит исподлобья, улыбаясь одними глазами, а я вдруг ловлю себя на том, что застыла на пороге ванной комнаты, и смотрю на него так, словно хочу запомнить каждую черточку. Каждое пятно от моих слез на его футболке. Каждую точку темной щетины на мужественном подбородке. Выражение глаз, беспорядок в волосах. Его всего…

— Ирис?

Но как же неловко! Светлый совсем меня за дурочку примет: то реву как раненый заяц, то застываю в пространстве, уставившись в одну точку.

— Ничего. Сейчас вернусь!

Пока принимаю душ, успокоительное действует, замораживая наглухо все чувства и эмоции. Состояние вселенского равнодушия стремительно овладевает мной. Закрадываются подозрения, что доза «Спокухи» далеко не тройная, но так даже лучше. Дыхание выравнивается, сердце стучит медленнее, и больше не тянет рыдать. Отлично! Значит, мне будет не до истерик в ответственный момент. О том, как стану проходить испытание без Птица, не хочу даже думать. Как-нибудь…

С такими мыслями и возвращаюсь в комнату.

— Ирис, ты…

Арес медленно поднимается, не сводя с меня растерянно-ошалевшего взгляда. Сглотнув, он вдруг резко поворачивается ко мне спиной.

Чего это с ним?

И тут понимаю, что «слегка» забыла одеться. Совсем! Полотенце на голове ведь не считается, да?

— А… Ой, извини. Вот же казус, — вот вроде и верные слова, но звучат совершенно без эмоций.

Так, будто мне все равно, что я голышом перед мужчиной разгуливаю. Нет, головой я понимаю, что это не так, но внутри мне действительно все равно. По крайней мере, пока…

Ладно. Стесняться и страдать стану позже, когда действие снадобья выветрится. С этой мыслью подхожу к платяному шкафу и подбираю белье. Выбор останавливаю на черном кружеве. В честь Птица…

Но даже эта мысль меня не пронимает. Ни слезинки. Внутри лед.

Как хорошо! Значит, смогу продержаться хотя бы до обеда. Надеюсь, испытание не слишком затянется.

Еще несколько минут трачу на то, чтобы определиться с одеждой. Вчера как-то совсем не было времени об этом подумать. Наверное, стоило с Гейл посоветоваться, да что уж. У меня не так чтобы много вариантов. Справлюсь как-нибудь.

Форму отметаю сразу. Надевать ее во дворец кажется глупым, а вот этот черный пиджак приталенного кроя и темные простые брюки в обтяжку — то, что нужно. И к ситуации подходят и под настроение.

Под пиджак надеваю форменную белую блузу. Ничего, что белье черное, все равно никто этого не увидит. А вот повседневные ботинки совершенно не годятся. С мысленным вздохом надеваю туфли на невысокой шпильке. Равнодушно отмечаю: почти новые, ноги натру…

— Можешь поворачиваться, — ровным тоном уведомляю светлого, посчитав себя готовой.