– Вы рыцарь, милорд? – спросила я.

– Пока нет, – тряхнул он каштановыми кудрями, – но, надеюсь, моя верность будет в скором времени вознаграждена. Ее величество собирается возродить институт королевских миньонов, упраздненный Филиппом Кровавым более ста лет назад, а близость к венценосной особе подразумевает рыцарское звание.

О значении слова «миньон» я могла только догадываться, но решила свою неосведомленность не обнажать. Наверное, это что-то вроде личной охраны. Вот только непонятно, каким образом эту роль собирается исполнять субтильный трусоватый менестрель. Скорее всего, его благородный отец отправил отпрыска в столицу с надеждой, что там из этого тепличного одуванчика выкуют настоящего мужчину.

Гость мой между тем ерзал и бросал осторожные взгляды по сторонам.

– Что вас тревожит?

– Необходимость воспользоваться местами уединения, – полушепотом поведал он, покраснев как юная дева. – Не будет ли оскорбительным с моей стороны просить вас, граф, о сопровождении? Боюсь, что как только я окажусь на дворе…

Я расхохоталась, представив, как отгоняю хворостиной своих пейзанок от справляющего нужду менестреля, и повела рукой в сторону личного клозета.

– Вам не придется подвергать испытаниям свою невинность.

Станислас скрылся за дверью, наконец расставшись со своим инструментом, и я, пользуясь моментом, схватила мандолину. Музицировать я умела не великолепно, но вполне сносно. Зимы в Шерези долгие и морозные, темнеет рано, поэтому у нас в обычае было собираться всеми домочадцами в самой крошечной комнате с камином и при свете его предаваться немудреным деревенским развлечениям, как то: чтение вслух или исполнение баллад. Мои пальцы пробежались про струнам. Эффектом я осталась недовольна, все же мужские конечности менее к этому приспособлены. Подкрутив колки и откашлявшись, я собиралась попытаться исполнить обычную шерезийскую песенку, но дверь комнаты раскрылась от толчка и на пороге воздвиглась Клозетта с распущенными волосами, щечками, чей яркий румянец свидетельствовал о недавних возлияниях кузины, и горящими глазками, закутанная в бархатный плащ с меховой опушкой.

Я вскочила и поклонилась. Дева молча вошла, закрыла за собой дверь, опустила засов, затем, решительно обернувшись ко мне, дернула завязки плаща. Бархат медленно сполз с плеч, обнаженных пухлых плеч. Святые бубенцы! Кузина явилась в мою спальню голышом!

– Что происходит? – спросила я, предательски пустив петуха. – Вы в своем уме?

– В своем, – заверила дева, уставившись мне пониже пояса, точнехонько в коко-де-мер.

Я прикрылась мандолиной:

– Немедленно оденьтесь!

– Я сейчас заору, – сахарно продолжила Клозетта. – Под вашими окнами, я знаю, сейчас прогуливается около десятка гостей. Они прибегут на мой крик, выбьют дверь, сокрушив засов. А вы предусмотрительны, граф. Запереть наше гнездышко прежде, чем предаться страсти со мною, – это предусмотрительно.

– То, что вы задумали, – непристойно, – сказала я жалобно, понимая, что попала в непростую ситуацию.

Голая кузина – это уже даже не обручение, а немедленный брак со всеми вытекающими последствиями. Мне попросту никто не поверит, если я попытаюсь оправдаться. Приличные девы сами к кузенам не приходят, это всем известно.

– А мне плевать. – Дева придвинулась, дохнув мне в лицо крепким букетом вина, эля и бормотухи, которую настаивали на травах шерезийские кумушки. – Поэтому, муженек, вспомните, что вы мужчина, и исполните свои обязанности.

Я подумала, что сейчас сама заору, атакованная Клозеттой, и попятилась к ложу.

– Я заведу в Шерези свои порядки. – Дева восприняла мой маневр как капитуляцию. – Батюшка дает неплохое приданое, я смогу отстроить замок в соответствии со своим вкусом. Здесь перестанет вонять как на конюшне, а леди Шерези отправится в монастырь Светлейшей Алистер. Жизнь наша будет прекрасна.