И вот Матвей, такой молодой, легкий в общении, то трогательно-внимательный, то бесшабашно веселый, нашел ту потерявшуюся девочку и пробудил ее к жизни. Клетка распахнулась, а Ирина, потеряв голову от давно забытых чувств, погрузилась в этот роман, как в чан с молодильной водой. В тот день, когда они стали близки, неожиданный и сильный летний ливень застал их недалеко от дома, где жил юноша. Ничего не оставалось, как согласиться обсохнуть и переждать разгул стихии в его холостяцкой квартире. Матвей жил в мансарде старинного особняка, под самой крышей, и было что-то такое киношное в том, как они, смеясь, взбирались по крутой лестнице с витыми перилами и целовались на каждом пролете, как он, едва переступив порог и не дав Ирине оглядеться, бросился раздевать ее и покрывать поцелуями тело так, что перехватывало дыхание. Потом они лежали обнаженные на широкой низкой кровати, по крыше над их головами барабанили капли дождя, и смуглое мускулистое мужское тело сплеталось с ее – белым, женственным телом взрослой женщины. Удивительно, но Ирина не испытывала никакого стеснения от своей наготы, от полных бедер и покатых плеч с матовой кожей, по которым струились влажные распущенные волосы, хотя к мужу давно уже старалась не выходить совсем раздетой. Но здесь, рядом с Матвеем, слушая его страстный и восхищенный шепот, она казалась себе такой же юной, стройной, как два десятка лет назад…