– Думала, что смелая, пока не встретила тебя.

Что такое любовь, когда тебе восемнадцать? Наверное, самое искреннее чувство, которое ты когда-либо испытаешь в жизни. Потом уже слишком много понимаешь, чтобы поддаться первичной эмоции, которая захлёстывает тебя, когда ты рядом с возбудителем. Саша была возбудителем моей эмоции. И эта эмоция была первой, и потому самой искренней. Я убеждала себя, что она – мой самый лучший друг. Подруга. Человек, который знает обо мне столько, сколько не знает никто другой. Но когда она находилась рядом, в моём животе каждый раз взлетали мотыльки. Они летели на свет, и этим светом была Саша.

Мы никогда не говорили о чувствах. Нам было хорошо проводить время вместе. Мы много разговаривали. И много молчали. Когда с Сашей флиртовали парни, она искусно отвечала на флирт. Я нервно покусывала щеку, чувствуя привкус ревности во рту. Пыталась уловить мысли Саши в этот момент, но в её голове было тихо. Она научилась прятать свои мысли от меня, хоть я и пообещала сначала стучаться, прежде чем заглянуть к ней в голову, но иногда не сдерживала своё обещание.

– Ты злишься? – спросила Саша, когда от нас отошёл очередной воздыхатель.

– Нет, – слишком резко ответила я.

– Ты злишься! – усмехнулась она.

– Потому что не понимаю, что между нами! – вырвалось у меня.

– Между нами? – уточнила Саша, склонив голову набок.

Я отвернулась, быстро заморгав. Отчего-то к глазам подступили слёзы.

– Поговори со мной, – попросила Саша, положив руку мне на плечо.

Я молчала.

– Соня…

– Я не хочу тебя ни с кем делить, понятно! – призналась я.

– Я же не вещь…

Я не смотрела на неё, а по голосу было не понятно, какие эмоции она испытывает – она всегда была спокойной, как будто ничего не могло вывести её из себя. И в голове её по-прежнему было тихо.

– Я знаю, – тихо отозвалась я.

– Ты для меня самый близкий человек. Ближе тебя у меня никого нет. Но я не хочу, чтобы у этой близости было объяснение. Ярлык. Понимаешь? – Её голос ни разу не дрогнул, пока она говорила, а ладонь по-прежнему лежала на моём плече, отчего я только больше нервничала.

– Надеюсь, ты пригласишь меня быть подружкой невесты, – фыркнула я, закатывая глаза.

Саша рассмеялась.

– Глупышка! Я никогда не стану чьей-то женой.

Бывали дни, когда я намеренно отстранялась от Саши. Не писала. Не звонила. Не отвечала. Убеждала себя, что чем дальше мы друг от друга, тем лучше. И ей. И мне. Но при этом я не могла ничего делать. Ни о чём думать. В висках стучало её имя.

Я пыталась загрузить себя мыслями о мести и о Викторе, представляя его лицо из воспоминаний Дианы, о семейном проклятии и о силе четырёх стихий, которая скоро будет во мне, но не могла сосредоточиться.

Вот почему Саша была не только моей силой, но и слабостью.

– Что тебя тревожит? – допытывалась Диана. Она всегда тонко чувствовала моё настроение. – Кажется, я знаю, что, – с грустью вздыхала она, обнимая меня за плечи.

Я молчала.

– Хочешь поговорить об этом?

– Не о чем говорить! – отмахнулась я.

– В первую очередь пострадают те, кого мы любим.

Я по-прежнему ничего не отвечала.

– Как бы я хотела забрать твои страдания, милая…

– Думаю, тебе своих достаточно, – отрезала я.

Иногда из своей призрачной тени показывалась Ева – моя мать, реже – первая Ева. Диана привыкла к своим призракам, я же всегда напрягалась, когда они появлялись. В большинстве случаев Ева давала о себе знать, когда мы с Дианой были вместе. Но один раз рискнула появиться, когда Дианы не было дома. Я доставала из холодильника молоко для кофе, а когда обернулась, там стояла Ева.

– Чёрт! – выругалась я, чуть не выронив бутылку, и захлопнула дверцу.