За окном продудел «ГАЗик». Дед поморщился.

– Принесла нелегкая, – проворчал он. Марченко с помощником солдатом начали носить офицерское хозяйство. Матрас, бельё постельное и одежда. А у деда аж в глазах зарябило от разных тужурок, курток, ремней. Тут Афанасий наглядно убедился чего стоит государству один человек. И возникшее при самом первом появлении лейтенанта раздражение, непонятным образом усилилось до размеров невероятных. Дед в сердцах пнул дорожку так, что она змейкой поднялась в воздух, и выскочил на улицу. Лейтенант стоял, повернувшись лицом к огороду, и о чём‑то думал, а может и нет. Афанасий с грохотом распахнул дверь коридора, подошёл к офицеру и раскрыл рот, чтобы высказать наболевшее и предложить поискать другую квартиру, так как он мужик простой и к барам не приучен, а “белогвардеец” ему в доме вроде, как и не к чему.

– А – а–а, Петрович, – опередил деда лейтенант, – поглядите какая прелесть: лужок, коровки, закат и пастушок со свирелью.

В самом деле, за огородом соседский парнишка приглядывал за коровой с теленком. И вправду над сопками пламенел закат, а за огородом образовалась поляна – бывший дедов огород. Афанасию крыть было нечем. Да и говорил офицер голосом чуть печальным, без подначки.

– Дык, – начал дед смущенно, – было у меня полста соток. Вроде и много, а я с измальства к работе приучен, управлялся. А тут, вишь, – реформа, туды её в кочерыжку, почали урезать. Вот и взрезали пологорода. И чё? Ни себе, ни людям. Заросло всё.

– Мудрость вождей безгранична и не нам, Петрович, их судить. Задумано было почти гениально, но… А что в сарае так тревожно булькает? – сменил офицер тему. – И запахи до боли знакомые. Я даже начал испытывать давно забытое волнение. Что там?

– Ну, чё… Чушка, куры. Антересно? Ничего там нет!

– Да? – повернулся лейтенант к деду.

– Да, – упавшим голосом буркнул Афанасий.

– Ну и ладно, – неожиданно согласился лейтенант. – Я просто так спросил.

– Ага, – Афанасий облегченно вздохнул.

– Всё, товарищ лейтенант, – доложил Марченко.

Всё так всё… Свободны бойцы, спасибо.

Солдаты ушли, а Петрович, оставшись один на один с жильцом, как – то оробел. Лейтенант не был похож ни на одного из квартировавших у него офицеров. Во – первых, он не предложил «обмыть» новое жильё, во – вторых, вроде, и говорил с дедом на равных, но уже от одного взгляда лейтенанта Афанасия подмывало вытянуться и отдать честь. Было и, в-третьих, и, в-четвертых, но во всех чувствах дед ещё до конца не разобрался, а потому кашлянул, но офицер опять его опередил:

За околицей слажено пел девичий хор и не хор даже, а так – девичьи посиделки:

«Ой, цветет калина,

В поле, у ручья…»

– Хорошо поют… Здорово, правда? – спросил лейтенант

– Да что б их разорвало! – в досаде сказал дед Афанасий. – Спать не дают, кожный вечер воют.

– Петрович, ну, хорошо же поют!.. На два голоса… Ах, черт, заслушаешься…

– Наслухаешься ещё… – сказал Афанасий.

За околицей слышен девичий визг, какие – то крики и чей‑то хриплый голос, «включенный» на всю мощь.

Вот получим диплом,

Хильнем в деревню.

Будем трактором там

Пахать мы землю.

– Стиляги пришкандыбали, – пробурчал дед Афанасий из коридора. Анжинер с механиком. Городскую песню завели… Тьфу!

– Неужели инженер? – засомневался лейтенант, подрагивая от смеха.

– А кто же ещё? Он у нас один на гитаре грае. Хлопцы просто брынькают, а он грае. Так что интересно… Как почнет пальцами по струнам шкрябать – душу выворачивает, а, как вечер – дурака валяет. Вот чо так?

– Чужая душа – потемки, – не стал развивать тему лейтенант, – не знаю.

– То – то и оно… В потемках легче девок щупать.