– Вот именно, – сказал замполит. – Здесь я с вами совершенно согласен.

– Может вы перегибаете, Аркадий Ильич, – сказала историк Людмила Васильевна, которую все в училище звали Людочка. – Я смотрела этот фильм. Очень веселая музыка. Не понимаю, что вы в ней нашли… разлагающего?

Разговор шел в преподавательской.

– Очень жаль, Людмила Васильевна. – Уж вам‑то, как историку… Очень жаль…

– О чем разговор, коллеги? – спросил Юрий Федорович, входя.

– Замполит утверждает, что я занимаюсь целенаправленным разложением курсантов, – взволновано сказал Менинзон. – А оркестр следует разогнать, только потому что мы решили исполнить всего лишь одну композицию Глена Миллера! По той лишь причине, что эта музыка написана в США.

– Что за вздор! – поморщился начальник училища. – Это так, Аркадий Ильич?

– Не совсем. Я предложил Моисею Самуиловичу сменить репертуар. И всё.

– Давайте так, – сказал Юрий Федорович, – я – начальник училища. И я буду решать разогнать оркестр или сменить репертуар. А вот если курсанты в своих кубриках разведут бордель и начнут приводить шлюх – извините, Людмила Васильевна – вот тут вам карты в руки. Вы – философ по образованию… Вы знаете, сколько октав в рояле?

– Нет, – растерялся замполит.

– И я не знаю. А вот товарищ Менинзон знает. Давайте не мешать специалисту не только в профессиональном росте курсантов, но и в духовном. Я понятно изложил?

– Более чем…

– Вот и не мешайте Моисею Самуиловичу.

– Есть!

– И не вздумайте… Вы меня поняли? Вы на флоте – не на флоте даже, а в системе флота – первый год. А я только на коробках двадцать лет отходил. Это тоже можно не комментировать?

– Я понял.

– Хорошо. И поймите ещё одно, ХХ съезд КПСС расставил все точки над «и». И поднимать тему врагов народа – вы же сюда клоните? – не актуально. Особенно после съезда. Вас не поймут.

– Да у меня и в мыслях не было! – воскликнул Аркадий

Ильич.

– А к чему тогда эти намеки? Не думай, Аркаша, что ты безнаказно съешь Мосю, извини, Моисей, это я любя… Не выгоню, нет. Наоборот, дам очень лестную и блестящую характеристику, и рекомендацию, чтобы тебя определили в плавсостав. И, поверь, позабочусь, чтобы ты попал не на роскошный лайнер, а куда‑нибудь на ледокол или танкер.

– Да помилуйте, Юрий Федорович, какие враги народа…

– Ну и договорились, – вздохнул Юрий Федорович, – выяснили отношения… Читайте свою философию и не лезьте туда, где один Моисей Самуилович понимает, что и к чему.

– Есть.

– Ну и отлично…

Вася Рогов вторую неделю ходил задумчивый, как Диоген в поисках человека. На все вопросы переспрашивал:

– А? – и рассеяно добавлял. – Ну…

– Вася, ты чего «нукаешь»? – спросил Коля. – А нам новые трубы завезли – класс!

– Ну, – сказал Вася, думая о своем.

– Я говорю – трубы у нас новые, совсем иначе звучат.

– Я понял, – сказал Вася, – новые трубы звучат лучше…

Воронов встревожено посмотрел на друга.

– Вася, ты не заболел? Может, трепачка подхватил по тихой грусти, так сходи в медсанчасть. Это дело мигом лечится…

Рогов вздохнул.

– Если бы… Я не знаю… Познакомился с одной барышней…

– Так вдуй ей по самое некуда и вся грусть пройдет!

– Коля, ты по простоте душевной наговоришь…

– Да брось ты маяться! В этом смысле все просто, как веник: у тебя есть чем, а у неё есть куда – вся алгебра жизни. И не надо здесь голову ломать. Я думал что – то серьезное…

– Как у тебя все просто…

– Это жизнь, Вася.

– А любовь?

Коля усмехнулся.

– Как же без любви… Без любви – это изнасилование, а за эти дела большой срок дают, а то и под «вышку» могут подвести. Любовь – это обязательно, – рассмеялся Коля. – А потом, дружище, не я это сказал, любовь – это костер, а, чтобы он горел, нужно подбрасывать в него палки и чем больше, тем лучше. Костер горит ярче.