Он глянул на Билла: тот сдернул материю с тела Теренины. Смолл увидел бледное брыластое лицо старухи и светло-розовый след на ее водянистой шее.

– Что это? ― прошептал Смолл, ему стало дурно. ― Билл, что это? Как она умерла?

– Забудь, твое дело хоронить!

– Это ты ее задушил?

– Никто ее не душил, ― прошипел Билл. ― Мы договорились – без вопросов!

– Как она умерла? ― повторил Смолл и поднял лопату.

– Повесилась она, вот что. Доволен?

Смолл опустил лопату. Он не тот, кто должен ее судить, каждый волен жить ― как сумеет, и умереть ― как захочет. Смолл мягко взял Теренину Словер на руки и опустил в яму, уложив у своих ног. Билл подал ему квадратную дощечку, размером с небольшое окошко, и мачете. Мачете Смолл воткнул в землю, чтобы быстро вытащить, если потребуется, а дощечку прислонил к ноге.

«Теренина Словер, ты покинула мир в поисках лучшей жизни, и ты ее найдешь, ― проговорил Смолл про себя. ― Твоя смерть не напрасна, ― сейчас ему сложно было даже мысленно произносить эти слова, ― твое тело на долгие годы продлит жизнь Вечному цветку, который сберегает жизни других людей. Прощай!».

Смолл изо всех сил ударил лопатой, пробив насквозь стенку ямы спереди. Быстро дернул черенок назад и саданул острием еще раз и еще, вырезав в земле отверстие, в которое сам бы он не пролез. Билл распахнул рубаху, загородил собой прямые лучи солнца, и Смолл отскочил назад, выхватив из почвы мечете.

Из отверстия в стенке ямы выглянул маленький, напоминающий червячка, корешок и повилял туда-сюда кончиком, словно убеждаясь, что опасного солнца нет, после чего двинулся прямо к ногам старухи, за ним поползли дюжина корешков ― один толще другого. Самый крупный не уступал в толщине ширине мачете. Смолл не шевелился, сердце у него сотрясало грудную клетку. Корни, добравшись до старухи, резво принялись, как жгуты, обвиваться вокруг ее костлявого тела. Смолл знал, если подождать, они буквально разорвут Теренину на части, а потому подал сигнал Биллу.

Билл отошел в сторонку, и лучик солнца полоснул правую посиневшую руку женщины. Корешки тотчас потащили добычу в отверстие. Не двинулся в беспроглядную темень только самый крупный корень, он незаметно для Смолла прополз под старухой и сейчас стремительно приближался к нему. Парень бесшумно отскочил вправо, и в тот же миг корень Вечной календулы стрелой метнулся в него. Смолл реагировал инстинктивно ― выставил перед собой дощечку, как щит. Корень пробил дощечку и наверняка продырявил бы голову Смоллу, если бы он не ухитрился увернуться.

– Руби! ― закричал Билл.

Смолл ударил мачете. Страшный визг обрушился на поляну. Кончик корня упал на землю, из обрубленной части хлынула фиолетовая кровь. Билл больше не преграждал путь солнцу. Оставшиеся корешки с визгом неслись обратно в отверстие, к нему же, скользя по земле, полз и самый крупный ― раненый.

Смолл дождался, пока останется в яме один, и бросился дощечкой закрывать отверстие. Билл сверху сыпал землю, а он работал лопатой. Его била крупная дрожь. Сегодня он мог умереть по-настоящему. Впервые за время работы могильщиком Смолл видел, чтобы корень проигнорировал труп. Он боялся, что это мерзкое создание вернется, вновь пробьет деревянную заплатку, попытается убить его, и потому работал даже усерднее обычного.

Когда дощечка полностью скрылась под землей, Смолл немного успокоился.

– Я охотиться пойду, ― сказал он Биллу, борясь с дрожью в голосе. ― Дальше закапывай сам.

Билл, к удивлению Смолла, не стал спорить. Коротышка вытащил из рюкзака мешочек и бросил ему, со словами:

– Тут восемьдесят. Оставшиеся семьдесят получишь на днях.