"Только бы ничего не случилось за эти три часа!" – произнесла она как заклинание. И естественно оно не подействовало.

Сестры сообщили, что скорая везет политравму. Вера кинулась к компьютеру и принялась читать все, что ей удалось найти по теме. Но в этот миг в двери отделения стали ломиться родственники. Сестры настояли на том, чтобы Вера вышла. За дверями отделения была дочь Петровой, старушки, поступившей с запущенным раком и прооперированной недавно. Говорили, она еще в хирургии задала докторам жару, обещая всех засудить.

А тут… Петрова умирала и вовсе не от того, что где-то ошиблись врачи. Ее организм слишком долго боролся с онкологией и вот, выработав свой последний резерв на экстренной операции, стал расходиться по швам. То состояние, в котором находилась Петрова, называлось предагональным. Михалыч все суетился вокруг нее, настраивал инфузию кардиотоников и параметры ИВЛ, но как-то по его глазам становилось ясно, что он знал итог лечения наперед: врачи не боги.

Родственница Петровой действительно оказалась ого-го! Первое время Вера ей отвечала, но как только увидела подъезжающую скорую с обещанной политравмой, все вылетело из головы.

– Вы меня вообще слушаете? – визжала эта дочь. – Вы маму мою чем лечите?

– Отойдите, – пробормотала Вера. – Больного везут.

– Я сейчас буду звонить в Минздрав!

– Пошла ты к черту! – рассвирепела Вера, вспомнив про свою функцию при больнице. – У меня человек в критическом состоянии поступает!

Так Вера осталась один на один с реанимацией, что было еще хуже озверевшей дочери Петровой.

Врачи скорой вкатили больную, и ординатор машинально расписалась в сопроводке, который подсунула ей фельдшер.

– Жить будет? – поинтересовалась женщина в синей форме.

– Не знаю, – Вера не лукавила на счет прогноза.

Ординатор не понимала, что делать и благо часть работы взяли на себя опытные сестры. Вера только проверила, что есть дыхание и сердцебиение, как девушки покатили пострадавшую в палату и начали оперативно крепить датчики, скорая тем временем отчитывалась.

– Вер Пална! – раздался из палаты напряженный голос сестры.

Скоропомощная бригада ретировалась, хлопнув тяжелой железной дверью отделения и оставив Веру один на один со смертью. Хранительница так и не решилась просить помощи. Ей было бы невыносимо стыдно увидеть удивление на лицах этих людей, смешанное с брезгливостью. Вскоре девушка об этом пожалела. Реаниматологи не стеснялись звать друг друга, когда происходило что-то нехорошее.

Что это именно оно, предагональное состояние, Вера поняла, взглянув на пациентку. Дыхание редкое, поверхностное. По монитору давление держится едва-едва. Дрожащей рукой черкнув в листе назначений кардиотоники и обезболивающее, Вера уставилась на кушетку.

– Вера Павловна, ставить трубу? – подсказала медсестра, вопросительная интонация была тут только для вежливости.

– Да. Клинок! – решилась хранительница.

Интубация прошла на адреналине, который теперь в избытке плескался у Веры в крови. Но давление пациентки не поднималось, пульс едва бился на сонной артерии.

Сестра указала на странно раздувшуюся грудную клетку пациентки.

– Вер Пална…

Хранительница сорвала с шеи фонендоскоп и прижала раструб к груди больной. Справа слышно как дышит легкое, раздуваемое машиной. Слева глухо. Медленно в голову втекло: пневмоторакс! Если тут же не проткнуть грудную клетку и не поставить дренаж, женщина обречена.

– Набирай дежурного хирурга! – крикнула Вера сестре.

– Делайте рентген, – распорядились на том конце провода безразличным тоном. – Я не могу! У нас на столе дал остановку перитонит! Качаем!