– В чем его проблема? – Вере захотелось отомстить психиатру за нападение.

– Он не обрадуется, если ты услышишь это от меня, – прищурился Виктор и стал демонстративно собирать инструменты.

Потребность манипулировать была чем-то из прошлой жизни Веры. Ей было неприятно признаваться себе в низменных мотивах, поэтому хранительница выбросила эту мысль из головы.

– Он сумасшедший, – брякнула Вера наобум и тут же поняла, что ее голос прозвучал слишком уверенно.

– Люба проболталась? – брови хирурга сошлись на переносице.

Вера прикусила губу, придумывая оправдание, а Виктор в это время покачал головой.

– Все не то, чем кажется на первый взгляд.

Вера сглотнула, понимая, что в действительности не хотела этого слышать, но Виктор продолжил:

– Он был добрым и честным человеком, но женился на легкомысленной красавице. Эта то ли певица, то ли актриса изменяла ему, а когда надо было скрыть интрижки, лишила его честного имени. Иннокентию намекнули в чем дело, тогда эта безумно любимая супруга начала колоть мужу морфий и выставила сумасшедшим. Он вскрыл в лечебнице вены когда признал, что во всем виновата его вера в людей. И с ним случилось нечто.

– Черт.

– Старше психиатра была только прошлая Вера. Она и встретила его у ворот больницы в тысяча девятьсот девятом. Вера его стражам не отдала, продемонстрировав исцеление от безумия. Очки ее изобретение. В них Иннокентий видит, как обычные люди, без них может в голову залезать, но полностью снимать их ему нельзя. Не знаю, по какой причине.

Виктор перевел дыхание.

– Единственной, кого он слушался, была твоя предшественница. Когда я увидел, как ты с ним поступила, решил, что ты на свое место пришла.

– Почему?

– Все хранители приходят в больницу за своим чудом и уходят, как только будут готовы принять его. Они с Верой условились, что служба сделает его прежним, но он за сто лет, кажется, наплевал на этот договор. Сейчас он блестящий врач и самый известный из московских хранителей, да еще сражается как страж! Если больницу закроют, все московские стационары передерутся за то, чтобы Иннокентий у них остался.

Виктор вздохнул.

– Там он отхватит себе кабинет побольше, завесит своими картинами… – хирург сжал правую руку в кулак. – Только вот то, что твоя предшественница сделала, висит над больницей как проклятие!

– И что мне делать?

Хирург состроил несчастную мину.

– Тут еще есть Люба. Вера верила что…. они созданы друг для друга. Она отогреет его сердце, вернет веру в чудо и все в этом духе.

Вера вспомнила кардиолога, хмыкнула, и неожиданно произнесла вслух:

– Поделом.

– Что? – среагировал хирург.

– Он, по твоим словам, бездушный кукловод, которому в прошлом нравились красивые вертихвостки. Люба не из таких, – пожала плечами Вера. – Ирония. Или урок. Не суди по внешности. Что-то типа…

Хранительница замолчала, увидев, как изменилось лицо хирурга при последних ее словах. Он стал серьезным и даже каким-то немного злым.

– Он лучше нее, – отрезал Виктор. – Не знаю, как объяснить. У нас все разваливаться стало аккурат лет десять назад, когда пришла Люба, и Вера приказала Иннокентию ее вылечить. Он после первого же сеанса отказался. Что-то с ней не то!

Хранительница невольно передернула плечами.

– Он чувствует это острее нашего, поэтому и заперся в своем корпусе, – добавил хирург. – Надо было Вере оставить психиатра в покое…

– Люба в него… влюблена?

Виктор перевел взгляд на Веру. Странно у него блеснули глаза.

– Да. И тебе этот змеиный клубок перешел по наследству.

Потом хирург взглянул на часы, висевшие в операционной, и произнес:

– Нам пора.

Вера вздохнула и принялась собирать инструменты.