Несмотря на то что мне через полгода исполнится семь лет, я и то понимал, что слова Андрея – брехня. Бог не разговаривает со своими детьми, не наставляет их, а лишь вкладывает каждому крест, который раб Божий несет до самой смерти.

Мой крест – слушать бесконечную болтовню брата, который то и дело пытается задеть меня при любом удобном случае. Сестры и мать не лезут в наши отношения, и единственная надежда – отец, мнение которого уважали и боялись.

– Тебе помочь?

Я спрыгнул с деревянной скамьи и подбежал к матери, обняв грузную фигуру.

– Нет, Гриша, иди отдохни после обеда и вздремни.

Несмотря на то что мать большую часть времени молчала, нам было хорошо вместе – она то читала сказки, то отправляла в лес за ягодами, давая завет не уходить далеко. Пока я бродил между массивными деревьями и высокой травой, которая цеплялась за штаны и рубаху, мать успевала прибраться в доме, а затем оставляла младших детей под присмотром соседок, чтобы уделить время прокаженному ребенку, когда тот возвращался обратно, если верить словам Андрея, – то есть мне.

Послушавшись мать, я отправился в свою комнату. Рухнув на кровать, накрылся одеялом из овечьей шерсти, не скидывая одежды. Стояла невыносимая духота, даже при распахнутом окне, из которого доносился аромат свежей выпечки с корицей и маком – любимого лакомства отца, которое готовила мать, чтобы его порадовать. Привыкший к теплу и жаре, я накрылся одеялом, оставив лишь нос, чтобы дышалось легче. Сон пришел моментально: глаза налились свинцом, тело расслабилось, и я наконец-то провалился в сладкую дрему.

Я медленно ступал по раскаленной земле, но только тело было не детским – морщинистая кожа на руках, растительность на лице, многочисленные шрамы на груди, ладонях и торсе, напоминающие о грехах, в которых придется покаяться на смертном одре. Вдали виднелся женский силуэт. Я ускорил шаг, но незнакомка засмеялась и скрылась среди обугленных деревьев. Ее звонкий смех отзывался во всем теле, пробуждая давно забытую жажду крови и отмщения. Дернувшись на звук, поймал лишь пустоту и зарычал от безысходности, чувствуя, как прорываются острые ногти из пальцев, а из головы – остроконечные рога, устремленные пиками в небеса.

Все звуки стихли. Подойдя ближе к обугленным деревьям, провел по ним ладонью и прищурился – кора напоминала силуэты мужчин и женщин, лица которых исказила гримаса ужаса. Ветки, служившие своего рода руками, прикрывали грудь, где должно биться сердце, но вместо него – лишь выжженная черная дыра, откуда вываливались жирные черви.

– Григорий…

Резко обернувшись, я встретился взглядом с существом с очень бледной кожей, без волос, ресниц или бровей. Поверх худощавого тела – темная туника, сквозь которую виднелись копыта и лапы, сплошь усеянные густой шерстью. Красивое мужское лицо выделялось благодаря острым скулам, узкому носу и глубоко посаженным зеленовато-голубым глазам. В руках существо держало ладан и церковную свечу, воск стекал по пальцам, два из которых были отрублены.

– Заставь их покаяться, дитя…

Я сделал шаг назад, но споткнулся о корень и упал на спину. Тело парализовало от ужаса, когда тварь откинула свое темное одеяние – густая шерсть стала двигаться, словно живая. Я увидел, что на его груди виднелось изображение девушки, которая тонула, срывая голос на крик.

– Найди… возроди… приручи… Заставь покаяться…

Вскинув массивную лапу, существо вспороло мне грудь и вложило в нутро червей, которые начали прорывать путь сквозь сухожилия и мышцы к сердцу.

Я вскрикнул и подскочил на кровати. Сердце билось где-то в глотке, пот, стекающий по лицу и спине, застилал взор. Я сел на кровати и уткнулся лицом в ладони, пытаясь успокоиться.