Любовь – это погибель

или спасение?

Сидя на облитом красным вином потрепанном диване, я смеялся и потягивал сладостный напиток, окутывающий разум дымкой, от которого во всем теле становилось легко и невесомо. Подле меня незнакомый мужчина, прижимавший к себе пышногрудую женщину, не стеснялся блуждать руками по ее бедрам, талии. Вокруг таился полумрак, лишь слабые отголоски от почти что догоревших свечей давали слабый свет, благодаря чему появлялась возможность увидеть лица собеседников.

Девушка лет двадцати с бледной кожей отщипывала тонкими пальцами хлеб, отправляла жалкие крохи в рот, морщилась и выплевывала их на обшарпанный деревянный пол, где скопилась вязкая жидкость, напоминающая то ли вино, то ли кровь. Одета она была в простое ситцевое платье с розоватыми рюшами, которые были чуть ярче, чем само одеяние. На руках – перчатки, скрывающие ожоги: пока девушка пыталась дотянуться до очередного лакомства, стоящего на столе поблизости, я увидел, что кожа местами вздулась и полопалась, грубые шрамы опоясывали ладони, словно кандалы. Когда незнакомка заметила, что я наблюдаю за ней, то потупила взгляд и яростно начала натягивать перчатки выше, чтобы больше никто в комнате не заметил ее изъяна. В жестах была нервозность, присущая большинству служанок, но она не походила на такую – напротив, прямая спина, чуть приподнятый вверх подбородок и сами манеры выдавали в ней благородную кровь и происхождение.

Спустя какое-то время мне наскучило наблюдать за дергаными и монотонными движениями девушки, и я перевел фокус внимания на другого человека. Мужчина, который до этого сидел и прижимал пышногрудую женщину и разбавлял гнетущую атмосферу темной комнаты без окон шутками, куда-то исчез – должно быть, они с любовницей решили уединиться и покинуть пределы помещения, которое по неизвестной причине будто стало уменьшаться в размерах. Давящее чувство проникло под кожу, распространяя зуд, который был схож со множеством комариных укусов в летней резиденции, куда сам зачастую приезжал, чтобы хорошо провести время в компании опытных девиц и алкоголя. А я ведь так и не смог познать истинного вкуса жизни. Смерть пришла нежданно, не дав прожить и пятнадцати лет.

Обострение оспы. Накануне, в праздник Крещения, проходил парад и чин водосвятия на Москве-реке. День выдался необычайно морозным, и, видимо, сама судьба распорядилась, чтобы именно тогда я подхватил простуду. Поначалу врачи и лекари говорили, что быстро пойду на поправку, поскольку организм молодой, еще не отравленный множеством болезней. Но как же они ошибались! В один из дней начался сильный жар, схожий с бредом, во время которого порывался поехать к сестре, Наталье Алексеевне, чтобы сказать, как сильно по ней скучал. Закричав что было сил, я испугал прислугу и сиделок, сидевших около моей кровати круглосуточно, заставил запрячь лошадей и ехать к женщине. В порыве агонии не заметил, как они обменялись многочисленными взглядами, а затем в проеме появился доктор, имя которого я даже не удосужился запомнить. Он говорил, что скоро все будет хорошо, через несколько дней поправлюсь, а потом я почувствовал, как острие иглы вонзилось в кожу на шее, погружая в сладостную дрему. Прежде чем провалиться в беспокойный сон, вспомнил, что моя сестра была мертва. Но я так сильно, так отчаянно хотел воссоединиться с родной душой, что, видимо, Бог услышал молитвы, и вскоре моя жизнь оборвалась – скончался поздней ночью в Лефортовском дворце Москвы и был погребен в царском некрополе Архангельского собора Московского Кремля.