Наверное, маменьке нравилось думать, что ее дочери – всё еще совсем маленькие девочки. А сама она – совсем еще юна. И еще успеет снова стать матерью. Теперь уже – удачно.
Зато отец-купец Синди безумно гордился первой женой-дворянкой. И желал видеть дочь ее точной копией. Синдереллу обучили всем пресловутым танцам-музицированию-манерам. О, Синди прекрасно владеет даже «языком веера» - хоть сейчас в высший свет.
Ри пыталась научиться подражать. Мира над таким не смеялась лишь потому, что Дризелла – ее сестра.
А еще у Синдереллы сохранилось кое-что из былых нарядов ее покойной матери. Маменька с удовольствием поделила бы такую чудесную роскошь на всех... «по-сестрински». Но Синди тоньше Ри раза в полтора, а если приглядеться, то и в два. А Мира выше изящной сводной сестры и крепче – как и положено зверю. Хоть и не медведю.
И размер туфелек... У Миры больше на две позиции. А у Ри нога настолько шире, что...
Маменька правда утверждает, что всё это впору ей (три раза «ха-ха»). Тут широко, там узко. Да и в почти сорок лет девичьи наряды всё же уже не нацепишь. При любой фигуре. Если, конечно, не хочешь сойти за посмешище.
Гораздо хуже, что Синди полюбила городские маскарады – куда вход открыт и купцам, и нетитулованным дворянам. Лично Мира ее вполне готова понять: сама бы куда подальше давно удрала - от будущей судьбы. Да вот только некуда. Разве что в глухие северные леса, в дикую стаю... но это уже – самый крайняк.
Оттуда уже не вернешься никогда. Это путь в один конец. И почти наверняка – плохой.
А вот у Синди есть иллюзия свободы. И платья – пусть и старомодные, но дорогие. Чтобы в дверях охрана не заворотила. Хоть и всех вроде пускают, но всё же не всех.
И маскарад – отличный шанс нырнуть в другую жизнь. Чтобы ненадолго ею насладиться и потом беречь эти воспоминания, как зеницу ока. Потому что дома - огород, стирка-готовка-уборка... маменька!
А тут – никто же не узнает. Просто сбежать раньше, чем положено снимать маски... и всё отлично.
Очень долго эти тайные игры сходили Синди с рук. Маменька ложится рано, встает поздно... где тут уследишь?
Пока сводная сестра не попалась на глаза... нет, не принцу (даже бастарду), а заглянувшему на огонек графу Мердену, второму сыну герцога Лантелла. Не помогло даже то, что Синдерелла драпанула с того маскарада, на ходу теряя изящные туфли. Повезло, хоть не последние. Но эти она любила очень.
Разумеется, распаленный страстью граф послал проследить за беглой красоткой в изящной маске верных холуев. И тут-то взвыли от ужаса и Синди, и маменька, и Мира с Ри заодно. Миранда – позабыв, что дикий зверь, а ее развеселая семейка – что не звери.
Слухи о похищенных этим выродком простолюдинках гуляли по всему городу. А найденные за последний год в реке с полдесятка девичьих трупов тоже все приписывают ему.
Ну, хотя бы потому, что овеянный злой славой Потрошитель в столице никогда не орудовал. И уж его жертв ни с чьими не перепутаешь.
Может, высший свет подробностей и не знает. Недосуг им. А вот бывшие уличные мальчишки, еще прежние приятели Миры, наслышались всякого – в том числе, и от стражи. А том числе, и ругани, что Потрошителя-то хоть, ладно, и поймать не удается. А вот тут всем известно, кто... и не укусишь.
Тогда Мире и пришлось добывать это чудо-зелье. Хорошо хоть сестра Валентина всё поняла и не отказала.
А Синди так перепугалась, что слушалась во всём. Герцогского отпрыска встретила на пороге что-то на ходу жующая, растрепанная Ри в своем самом неряшливом платье. Оно ее как раз полнит еще чуть не вдвое.
И Синдерелла – у печи, в старых лохмотьях, с густым слоем серой дряни на смазливой мордочке. Она еще и в белокурые локоны золы из камина насыпала густо-густо – для пущего эффекта. И спутала их – хлеще любой гривы дикой кобылицы. Потом еле вычистили и расчесали. Хорошо хоть отстригать не пришлось.