– Слова, вложенные в уста простого крестьянина, возможно, не отражают чувств самого лорда Теннисона.

Фрэнк поспешил успокоить мисс Сильвер:

– Это верно, конечно. Но давайте вернемся к Генри. Мы как раз подходим к кульминации истории. За три дня до свадьбы между Генри и Лесли произошла стычка. Никому не известна ее причина. Я говорю «стычка», потому что так их разговор назвала сама Лесли Фрейн. Она говорила, что ничего серьезного не произошло, это была не ссора. Я знаю все это доподлинно, потому что расследованием занимался Скотленд-Ярд, поскольку Генри жил в Лондоне и служил в министерстве информации, а меня привлекли к этому делу, так как я знаю обитателей усадьбы.

Мисс Сильвер согласно кивнула:

– Да, это так.

Положив руки на колени и глядя на огонь, Фрэнк продолжил:

– Эта размолвка состоялась примерно в середине дня, а потом не происходило ничего примечательного до половины одиннадцатого вечера, когда Роббинс – дворецкий – запирал на ночь ворота. В «Приюте пилигрима» спать ложились рано: дамы в десять, а отец Роджера отходил ко сну в десять пятнадцать – старик был тогда еще жив. Роббинс думал, что все уже поднялись наверх, и спустился вниз, но, проходя мимо кабинета, услышал, что Генри Клейтон говорит по телефону. Слуга никому ничего не сказал, остановился у двери и прислушался. Генри говорил: «Нет, Лесли, конечно, нет. Дорогая, как ты вообще могла такое подумать? Послушай, я сейчас приду». Возникла пауза – видимо, Лесли что-то говорила, а потом Генри сказал: «Нет, еще не поздно – всего половина одиннадцатого», – положил трубку и вышел из кабинета. Роббинс едва успел отойти от двери. Потом Лесли Фрейн подтвердила этот разговор и сообщила, что Генри позвонил, чтобы уладить конфликт. Она сказала ему, что время уже слишком позднее для визита. Короче говоря, Генри вышел в холл и сказал Роббинсу, что идет к мисс Фрейн, а потом добавил: «Я ненадолго, но вы меня не ждите. Я возьму ключ, сам запру дверь и накину цепочку». После этого он вышел из дома.

Мисс Сильвер снова застучала спицами.

– Генри был в вечернем костюме?

– Нет, в то время часто объявлялась воздушная тревога, и мужчины одевались просто. На Генри был в тот момент будничный синий костюм. Погода стояла теплая, а до дома Лесли Фрейн идти недалеко – каких-нибудь пятьдесят ярдов. Генри положил в карман ключ и вышел. Лесли Фрейн ждала его. Отойдя от телефона, она подошла к окну, выходящему на улицу. Стояла ясная лунная ночь. Из окна был хорошо виден «Приют пилигрима». К входу «Приюта» ведет немного странная стеклянная галерея, соединяющая вход с воротами, выходящими на деревенскую улицу. Мисс Фрейн видела, как Генри вышел на улицу и направился к ее дому. Задернув занавески, она отошла в противоположный конец комнаты, чтобы он не видел, с каким нетерпением она его ждала. Шли минуты. Генри не появлялся. Мисс Фрейн сказала ему, что оставит дверь незапертой, и он сможет просто войти в дом, но он не вошел. Прождав некоторое время. Лесли не выдержала, приблизилась к окну и выглянула на улицу. Там никого не было.

Фрэнк повернулся и посмотрел на мисс Сильвер:

– Вот так! Генри Клейтона видели, когда он выходил из «Приюта пилигрима», но в «Обитель святой Агнессы» он так и не пришел. С тех пор его никто не видел и ничего о нем не слышал.

– Господи, Фрэнк!

– Я же говорил, что это было очень странное происшествие. Его хватились только утром. Все, конечно, решили, что он ушел на станцию. Никто не думал, что он был безумно влюблен в Лесли, и все посчитали, что он просто сбежал. Если бы не война, думаю, Скотленд-Ярд пришел бы к такому же выводу. Каждый год в стране исчезает масса людей, но исчезнуть во время войны не так легко, как в мирное время. Генри был не мальчик – ему было под сорок, и он являлся правительственным чиновником. Когда идет война, невозможно исчезнуть со службы, не рискуя очень большими неприятностями. Есть личные документы, продовольственные карточки – бросить все было не так-то легко. Я отправился в «Рощу святой Агнессы» и занялся расследованием. Семья была сильно расстроена. Лесли – ну, она очень мне нравится, хотя, должен сказать, что едва ли выдерживал общение наедине с Генри больше пяти минут, – так вот, она не устраивала никаких истерик, вела себя просто и с достоинством, хотя было видно, что ей очень тяжело.