– Здравствуйте, – снова поздоровалась Вера. – Я – Вера.

– Да я уж поняла, – сказала женщина, – проходи. Я же слышу, что наверху кто-то ходит. Меня зовут Любовь Ильинична.

Вера переступила порог, разулась, и ей тут же были предоставлены тапочки.

– Надевай, полы холодные, – сказала Любовь Ильинична.

Вера поблагодарила и прошла за хозяйкой квартиры на кухню.

– Чай?

– Да, спасибо.

– Кофе не пью, его у меня нет, потому и не предлагаю.

– Чай вполне подойдет… Скажите, вы хорошо знали…

– Свету? – перебила Веру Любовь Ильинична. – Конечно, хорошо. Тридцать лет соседями были. Ты ее дочка, верно?

– Да. Она говорила обо мне?

– Немного. Я знала, что ты есть, а с расспросами не лезла. Мы были соседями, а не друзьями. Ну, спрашивай. Я же понимаю, что у тебя есть вопросы. Чем смогу, помогу, но, повторюсь, со Светланой у нас были исключительно соседские отношения.

– Я поняла вас… Любовь Ильинична, скажите пожалуйста, знаете ли вы что-нибудь о том, были ли у… вашей соседки другие дети? До меня…

Чайник засвистел. Любовь Ильинична насыпала заварной чай в заварник, залила его кипятком, поставила на стол две одинаковые чашки, достала вазочку с печеньем и присела за стол.

– Были, – коротко сказала она. – Дети были.

– Что с ними произошло? – спросила Вера.

– А ты не знаешь?

– До сегодняшнего дня я практически ничего не знала о Светлане, и уж тем более о том, что у нее были другие дети. Сегодня я решила навестить ее могилу на кладбище и была очень удивлена, когда увидела могилы троих ее других детей.

– Я не знаю, что с ними произошло, – сказала женщина, разливая чай по чашкам. – Она упоминала об этом лишь вскользь. Какая мать захочет обсуждать смерть своего ребенка? А тут – трое… Когда я сюда переехала, она уже здесь жила. По нашему однокомнатному стояку у нас подъезд одиноких: Светлана одна жила, я одна, парень молодой один живет – лет, как тебе примерно. Еще была бабулечка одинокая, но умерла давно. И как-то дружба у нас ни с кем не завелась.

– Что вы мне можете еще сказать о Светлане? Хоть что-то… Что она была за человек?

– Обычная, одинокая, несчастная, как и все в этом городе, женщина, – ответила Любовь Ильинична. – Работала бухгалтером в местном водоканале. Неконфликтная была. Да, кстати, Вера, скажи, а ты кошек любишь? У Светы был кот. Его хотели выбросить на улицу. Мне жалко стало. Их там и так несусветное множество, а этот все же домашний, к ласке привык, к теплу. Лежит вон в комнате, диван греет. Заберешь? Мне его жаль, но не более того. Особой любви к нему не испытываю. По большей части из-за шерсти. Вся квартира рыжая теперь. Мурчиком звать. Заберешь?

– Вот так наследство, – улыбнулась Вера. Она не была в восторге от этого предложения, но понимала, что отказать в данной ситуации было бы некрасиво – Любовь Ильинична ясно дала понять, что будет рада отдать кота. – Ну, что поделать. Заберу.

– Он ласковый, спокойный, – добавила соседка. – И что будешь с квартирой делать?

– Пробую продать… – Вера на мгновение замолчала. – Любовь Ильинична, – сказала она после паузы, – Светлана никогда не говорила, по какой причине отдала меня в приют?

– Не говорила, – Любовь Ильинична намеренно отвлеклась на чай, чтобы не смотреть в глаза Вере. – Не говорила, а я не спрашивала. Я не от нее узнала, что ты жила в интернате. Город у нас маленький, а я работаю в школе. Когда интернат закрыли, многие сотрудники пошли работать в городские школы. А педагоги здесь все между собой знакомы. Вот от них я и узнала, что дочка моей соседки жила в приюте, а после выпуска даже не встретилась с матерью.

– Это она со мной не встретилась, – холодно сказала Вера. – Я была всего лишь ребенком.