– Со мной все путем! – рявкаю я на него за пару секунд до того, как Реми останавливается рядом с нашими столами.

Реми, самый близкий друг моей кузины Каролины в тюрьме и тот парень, о котором она написала мне, когда наконец сбежала из Этериума. Парень, которого она любила.

Реми, тот парень, который прибыл на остров три месяца назад, чтобы сообщить, что она погибла, что она пожертвовала собой, чтобы спасти его, что ее гибель – это его вина. Моя тетя Клодия – мать Каролины – сказала ему не винить себя, ведь мы все знаем, что, если она что-то твердо решала, ее было не остановить.

Но, хотя в теории я и могла бы с этим согласиться, я все равно не желаю видеть его снова. И однозначно не хочу с ним говорить.

Потому что в ту ночь, когда я узнала о гибели Каролины, во мне что-то разбилось, и как бы я ни пыталась, мне так и не удалось вновь сложить осколки моего сердца – моей души – так, как было прежде. Она была моей лучшей подругой, чем-то вроде моей второй половинки, до того, как ее увезли в Этериум, притом безо всякого предупреждения и безо всякого объяснения причин. С тех прошло три года, а я по-прежнему не знаю почему.

Отчасти причиной, по которой мне все эти последние несколько лет так отчаянно хотелось покинуть этот остров, было стремление найти ее и спасти из этой мерзкой тюрьмы.

И что же, теперь мне придется выполнять классное задание по поэзии вместе с парнем, которого она любила? С парнем, который просто взял и дал ей умереть?

Меня начинает сотрясать дрожь, но я подавляю ее так же безжалостно, как до этого подавила слезы.

Слабость – это не вариант; нельзя ни проявлять ее, ни иметь.

И все равно во мне бушует ярость, бушует даже до того, как Реми неторопливо подходит к нам и останавливается в двух футах от моего стола. Я знаю одно – я ни за что не останусь здесь все время до окончания двенадцатого класса. Это заведение и так уже отняло у меня слишком много.

Мне нужен новый старт.

– Вы не против, если я сяду здесь – тихо спрашивает Реми, показав кивком на незанятый стол, стоящий напротив Джуда. При этом его темные спутанные волосы слегка колышутся, а пристальный взгляд его травянисто-зеленых глаз совсем не вяжется с беспечной небрежностью его вопроса.

Я бросаю взгляд на Джуда, но его лицо ничего не выражает – это верный знак того, что в глубине его души происходит нечто такое, о чем он не хочет никому говорить. И я его понимаю. Мне не хочется этого признавать, но я знаю, что утрата Каролины причинила боль и ему. То что он сделал со мной – с нами, – не стерло воспоминаний обо всех этих годах игр в прятки, об исцарапанных коленках, о том, как мы вместе играли в «признание или исполнение желания» и о наших бесконечных проказах. Надо думать, включение в нашу группу Реми и для него стало ударом под дых.

От того, что я это знаю, мне не становится легче. Но прежде, чем я успеваю придумать подходящий ответ на вопрос Реми, небо раскалывает огромная молния. За ней сразу же следует раскат грома, такой громкий, что он сотрясает все здание, и через считаные секунды, две люминесцентные лампы в классе взрываются.

Стекло разлетается везде и осыпает пол перед столом миз Агилар.

Она вздрагивает – судя по всему, она та еще трусиха, – затем верещит:

– Никому не двигаться, пока я уберу все эти осколки. Просто сосредоточьтесь на выполнении ваших заданий и не беспокойтесь обо мне.

Можно подумать, что кто-то беспокоится из-за нее. В общей неприглядной картине всего того, что происходит в этой школе, взрывающиеся лампочки – это пустяк, на который вообще можно не обратить внимания.