– Ачто будет, если ты притворишься больной и не пойдешь кормить и поить криклеров? – спрашивает меня Луис, когда мы после обеда направляемся в темницу, потому что это точно не подвал, а темница. Он настоял на том, чтобы пойти туда со мной, потому что «вчера был тяжелый день».

И он прав.

– Должен сказать, что после того, что учинила твоя мать, на мой взгляд, это она должна заниматься этими тварями.

– И не говори, – соглашаюсь я. Сегодня утром я зашла в ее кабинет, чтобы поговорить с ней. Я рассудила, что смогу сделать это более спокойно до того, как мне придется в один и тот же день иметь дело с криклерами и Джудом, но она меня отшила. Сказала, что постарается найти время, чтобы «поболтать» со мной после занятий.

К тому же этот чертов шторм, начинавший подбираться к нам вчера, быстро приближается, а значит, сегодня настроение криклеров будут особенно злобным. Я немного опасаюсь, что в следующий час то, что происходило вчера, покажется мне цветочками.

– Думаю, тебе надо позволить мне пойти с тобой, – наверное, в четырнадцатый раз предлагает Луис, пока мы продолжаем идти по коридору. – Очевидно, что тебе нужна помощь.

– Да, но, если моя мать прознает, что ты помогаешь мне… – начинаю я, но Луис обрывает меня.

– Вообще-то, сам я ничего об этом никому не скажу, – говорит он, состроив мне рожу. – И вряд ли твоя мать в ближайшее время спустится туда. Так что никто об этом не узнает.

– Это пока кто-то из криклеров не откусит кусок твоей плоти.

Он закатывает глаза.

– Похоже, Клодия хорошо умеет хранить секреты.

– Ты действительно хочешь проверить эту теорию? – парирую я, достав телефон, чтобы включить фонарик. Прежде, чем активировать его, я опять пишу сообщение Серине, чтобы спросить, как сработали ее чары и как прошло собеседование. Я очень надеюсь, что она получит эту работу.

– Поверить не могу, что твой дядя не заменил лампочку. – Луис замолкает, когда я вдруг останавливаюсь как вкопанная. – Что случилось?

– Ничего. – У меня екает сердце, но я не обращаю на это внимания. Как не обращаю внимания на тот факт, что чем дальше мы идем по коридору, тем виднее становится странное сияние, исходящее из вестибюля в его конце.

– Вид у тебя не такой, будто ничего не случилось. – Он с тревогой смотрит на меня.

– Возможно, дело в приближающейся буре. Это пустяки.

Но тут из-за угла доносится тихий хриплый стон, и я останавливаюсь, как вкопанная.

– Что? – спрашивает Луис, остановившись рядом со мной. – Что ты увидела?

– Дело не в том, что я увидела, а в том, что я услышала. – Звук слышится снова, на этот раз тише и отчаяннее, и по моей школе бегут мурашки.

Что до Луиса, то его охватывает ужас.

– Я ничего не слышал. Неужели какая-то и этих тварей действительно выбралась наружу? – Он щурит глаза, оглядывая коридор с помощью своего притупленного, но по-прежнему острого волчьего зрения.

– Дело не в зверинце. – Я пытаюсь заставить мои ноги двигаться дальше, но у меня ничего не выходит.

Его глаза округляются, когда до него наконец доходит, почему он не слышит – и не видит – то, что слышу и вижу я.

– О черт.

Я смотрю на пол, вглядываюсь в трещины на цементе и заставляю себя собраться.

– Пошли, – говорю я ему.

– Пошли? – переспрашивает Луис, глядя на меня расширенными глазами. – Разве нам не нужен план? Мне совсем не хочется, чтобы они опять тебя искусали.

– Они меня не искусают. – Я делаю выдох. – И у меня есть план.

– В самом деле? – Он вскидывает брови.

– Становись передо мной и беги со всех ног. Мы доберемся до криклеров кружным путем и будем надеяться, что никто не последует за нами.