Сенатор тем временем продолжает: «График прививок составит 71 прививку в первый год жизни и ежегодную ревакцинацию порядка 30 инъекций. Обязанность женщин рожать двоих детей остаётся без изменений. За успешного здорового ребёнка назначается компенсация в размере шести минимальных среднемесячных заработков, что на 25% превышает предыдущие выплаты.

За уклонение от детовоспроизводящих обязанностей и женщины, и мужчины будут караться штрафом в размере годового дохода». Голос Перовой звучит мягко, мелодично, несмотря на содержание. Золотистые волосы блестят при каждом потряхивании головой.

«С сорока лет вводится обязательная гормональная терапия по предотвращению рождения детей, – сообщает Перова, растягивая губы в белоснежную улыбку. – Вы можете ознакомиться со всеми поправками в законодательство в Личном кабинете гражданина на портале государства».

Трансляция кончается. Только в этот момент Лика осознаёт, что проехала пять лишних остановок. Взвинченная до предела, выскакивает из поезда и перебегает платформу. С телеэкрана пришедшего поезда вновь раздаётся: «За прошедший квартал успешно…»

Лика не слушает. Она чувствует себя в ловушке. Избежать беременности не удастся. Как досадно, что теперь почти год придётся ждать заветное полноценное звание хирурга.

Она выбегает на площадь перед галереей и ищет глазами Алекса.

– Привет, Растеряша, – слышит она со спины. Опять он над ней надсмехается? Лика оборачивается.

– Давайте я заплачу вам вознаграждение, – сухо заявляет она, – за то, что вернули мне смартфон. И на этом наше общение прекратим.

– Не нужно мне никакого вознаграждения. Давайте лучше в музей сходим, а?

Взбудораженная поездкой в метро – картонные люди, продажные речи – Лика ловит себя на том, что ей вдруг хочется простого общения, а Алекс, несмотря на свою грубоватость, казался ей настоящим.

Совместные развлечения или посещения кино и выставок уже давно не практикуются. Люди внимают искусству в одиночку, а впечатлениями делятся с электронными помощниками, всегда согласными с суждениями своих владельцев. Верный способ избежать эмоциональных споров и конфликтных ситуаций, нет необходимости вникать в мысли другого человека и тратить время на бесполезное общение.

Лика и Алекс молча бродят по коридорам. Самое замечательное в галерее, на вкус Лики, то, что стены каждого зала выкрашены в один тон, идеально гармонирующий с царящим тут минимализмом: кристально-голубой, фиалковый индиго, малиновый пион, песочно-бежевый, электрический жёлтый, морской мятный…

Алекс же рассматривает картины в белых металлических рамках. Современные художники любят гигантские электронные полотна, со стен обрушивающие на зрителя мультимедийные потоки. Лика под ними сжимается, как мокрый котёнок.

Она бредёт за Алексом, давление последних дней так и норовит пролиться слезами. Погруженная в свои мысли, она не замечает, что Алекс остановился, и врезается в его спину. Этого короткого мгновения хватает, чтобы она ощутила силу мужчины. Её пронзает из ниоткуда взявшаяся мысль, что он мог бы её обнять и защитить, сказать что-то нежное, ласковое.

Алекс оборачивается и заглядывает ей в глаза:

– Пойдём, я тебя домой провожу. Выглядишь уставшей и больной.

– Хочешь сказать, что ты на эмпатию и сопереживание способен? – из последних сил щетинится Лика. Но выходит жалко, и она просто шагает рядом с ним, понурив голову.

За окнами такси мелькают опоры набережной. Впервые Лике не хочется открывать планшет или смартфон. Внезапно близость другого человека становится важнее, чем привычное холодное объятие экрана. Неужели в попытках спрятаться за сетевой контент и электронных помощников она растеряла себя? Лика ощущает своё окаменевшее тело, холодное дыхание, словно все двадцать пять лет провела в гробу, темноте, тишине и бескислородном холоде. Вся её жизнь – иллюзия. Лика панически хватает ртом воздух. И задаёт себе только один вопрос: «Кто же я?»