Петька не узнал пьянчугу. Он знал всех жителей и гостей Лукогорья, но не имел ни малейшего представления, кто этот тип, приставший к Рине. Это и озадачивало, и пугало.

Мужик сделал шаг к девушке, и в этом движении чувствовалась агрессия. Ситуация стремительно становилась опасной.

– Я не цаца. Я ведьма. – Спокойно и с доброжелательной улыбкой сказала Рина.

– А па-азволь-ти адин ма-алю-сень-кий па-це-луй.

– Позволю, когда ты будешь трезвым.

Петьку словно приморозило к месту. Неужели девчонка не понимает, что ей надо бежать? Зачем она так равнодушно отвечает этому пьяному кретину?

– Ишь ты, гадёныш. Опять при скандале.

Раздавшееся сзади причитание старухи Шершовой Петьку обрадовало. Вот сейчас самая ехидная и неукротимая бабка Лукогорья поставит распоясавшегося гуляку на место. Но Шершовка только оперлась на клюку, заняв место для наблюдения.

– А кто это? – Решился спросить у старухи Петька.

Не повернув головы, Шершова с нажимом выложила:

– Убийца это. Гришаня Маслов. Зимой с зоны вернулся.

Петька в недоумении уставился на мужика. Убийца? Настоящий?

– Ах, ты, хос-пи-и-ди-и, ка-а-кая ва-а-жная, – протянул Гришаня.

Рина невозмутимо попросила:

– Дай пройти. Мне в магазин надо.

Девчонка явно не читала детективов. Кто же так с убийцами разговаривает?

Гришаня, вопреки всем опасениям Петьки, послушно посторонился, освобождая Рине дорогу к магазину. Но едва она прошла мимо, как он выдал несколько отвратительных нецензурных ругательств.

Сделав пару шагов, Рина обернулась и ответила ему тем же. Мелодичный голосок уверенно выговорил все этажи и переплёты мата, шокируя откровенностью и витиеватостью оборотов. И насмешливый серый взгляд смешал Гришку с дорожной пылью.

Для Петки смысл сказанного сразу потерялся, но Гриша отлично понял собеседницу. После минутной паузы он уже нормальным голосом и без кривляний коротко спросил:

– Батя? Братишка?

– Сожитель.

– Мала ты ещё для этих дел.

Рина чуть пожала плечами:

– Не так уж мала, да и успела.

По лицу Гришки пробежало облачко сомнения, но потом он картинно поклонился и представился:

– Ну, ты это, прости, сестрёнка. Не хотел обидеть. Гришаня я. Живу здесь. Увидел залётную птичку. Вот и потянуло на глупости.

– Я – Рина. Я новая сиделка у Петра Борисовича. Он внизу в доме с башенкой живет. Будем знакомы.

Девушка улыбнулась и протянула убийце свою маленькую руку. Гриша легко пожал узкую ладонь. Рина помахала ему на прощание и нырнула в магазин.

– Вот же напасть на наши головы. – Недовольно пробубнила Шершова.

– Да уж, таких лучше бы и не выпускали никогда. – Рискнул честно высказать свое мнение Петька.

Исподлобья оглядев мальчишку, старуха пояснила:

– Принесли черти ведьму. Хорошего не жди.

Резкие слова почему-то обидели Петьку, но он не решился на глазах Шершовой подойти к Рине, когда та выпорхнула из магазина. Приветливо улыбнувшись старухе, девчонка потащила увесистую сумку к дому Кащея.

Колхозное собрание обошлось без сказочного явления прекрасной девицы Белолицы. Но девица сделала мне замечание. Правильно говорить «беллицца». В нашем дремучем крае каждая сермяжная крестьянка запросто парларит по-итальянски.

Да, представляешь, я хожу на собрания. И даже голосую за всё, что предлагает наш бравый пастушок. Безыдейный я кисель. Что поделать.

В субботу Петька, Сашок и Толян отправились на танцы. Деревенский клуб сгорел ещё в благополучные семидесятые, и у лукогорцев сложилась привычка в ясные вечера выходных дней собираться на красивой опушке недалеко от реки. Получалось что-то среднее между дискотекой, пикником и салоном светского общения. Лукогорские музыканты притаскивали гитары-баяны, обеспечивая звуковое оформление сборища. И все, кому было не лень преодолеть путь от села до лужайки, могли попрыгать под музыку. Или пошептаться в тени старых берёз.