Следом за мужчинами топчется пухлый усатый мужичок в погонах. Судя по форме, какой-то начальник.

– Кариша, иди ко мне, – нежно говорит Яр, и я тут же бросаюсь в его объятия, прямо так, в наручниках.

– Снимите это дерьмо, – морщится мужчина, – Виталий Иваныч…

– Носенко, блядь, подъем! – злится усатый, – освободи девушку, дерьма ты кусок!

Тот, кряхтя, поднимается и освобождает меня. Я обвиваю руками шею Волкова. Оборачиваюсь к Марату. Но…

Он сверлит глазами бывшую.

– Еще раз привет, сука продажная.

*Мизогиния – ненависть, неприязнь, либо укоренившееся предубеждение по отношению к женщинам (девушкам, девочкам).

Карина

Обнимаю Яра. Он – моя тихая гавань. Стальные мышцы, широкая грудь, запах, в котором просто утопаю. Марат сзади, разъяренным зверем глядит на Яну. А в её глазах лишь тоска. Она одна, потому что сама отказалась от мужчин.

– Носенко, убирайся отсюда, пока на тебя заяву не написали… – вздыхает его начальник.

Яр осматривает меня. Гладит запястья, покрытые алыми следами от наручников. Взгляд задерживается на губе.

– Он тебя ударил? – его голос не сулит ничего хорошего.

Оглядываюсь на Носенко. Тот явно не в восторге от того, что происходит. Марат резко разворачивается, забивает на свою бывшую, подходит ко мне. Берет моё лицо в ладони. Нежно так, трепетно.

– Это он? – кивает на следака, – ударил тебя?

Последние слова он скорее цедит. Рычит сквозь зубы. А я смотрю, как вытягивается лицо Носенко. Лишь со мной он такой смелый!

– Да, – тихо говорю, – ударил меня, в наручники заковал. Хотел телефон отобрать, чтобы я вам не позвонила. Пытался меня запугивать! А еще…

Мужик в погонах громко вздыхает. Я вижу, как потеет его лысеющая голова. Судя по его реакции, о методах ведения допроса товарища Носенко он не был в курсе.

– Еще что? – колкий голос Волкова режет воздух вокруг.

Со стороны он спокоен. Но я слишком хорошо знаю Яра. Он в бешенстве.

– У него есть наши фотки… он следил, – говорю совсем тихо, чтобы слышали лишь мои мужчины, – и хотел меня шантажировать этим. Что вышлет их в ректорат… и не даст мне взять кредит на бизнес, лишит будущего. Если вас не сдам.

– Какая мерзость, Носенко! Если ты так хотел на наши члены полюбоваться, мог просто попросить! – зло чеканит Акаев, – мы бы тебе прислали. Виталий Иваныч, допросная свободна?

– Могу я попросить вас его не трогать? Он мой лучший следователь и… – блеет тот.

– Попросить можете, – рычит Марат, хватая полуживого Носенко за шкирку, затем заталкивая в переговорную.

– АЙ! – слышится вопль мужика, – ААА! БЛЯЯЯЯЯЯДЬ!

– Мы на пару минут, больше не задержим, – Яр мне подмигивает, затем закрывает дверь изнутри.

– Довольна? – сухо уточняет Яна, – у него жена и дочь. Они ведь его убьют.

– Я тоже чья-то дочь, – выплевываю, затем подхожу к ней, – меня, значит, можно бить, да?

Присутствие моих бандитов вселяет небывалую смелость. Заглядываю в глаза Яны. За дверью раздаются звуки ударов, грохот, стоны. Уж мои мужчины вправят мозги этому женоненавистнику!

– Что за бардак творится в моём отделении, – качает головой усатый, – мне точно пора на пенсию…

Когда мои бандиты выходят, оба выглядят напряженными, но довольно улыбаются. Они такие сексуальные! Взъерошенные, с закатанными рукавами, открывающими татуированные жилистые запястья.

Носенко валяется на полу, держится за нос и стонет.

– Больше он не будет бить женщин, мы популярно объяснили, – говорит Волков, – ну что, Виталий Иваныч, обсудим нашу сделку? Яна?

– Её лучше оставить здесь. Подобные разговоры не для ушей простых студенток, – выплевывает блонда, кивая в мою сторону.

– Карри с нами, – Марат притягивает меня к себе, – или так, или никак. Ну что?