– Ну так мы ещё тянем, – ржёт Яр, – вдвоем.

Глаза закрываются. В последний раз осматриваю студию. Мы разорвали постельное белье. Вся кухня усеяна осколками посуды, которую я разбила. Мои рваные вещи валяются на полу вместе с полураскрытыми чемоданами.

– Добро пожаловать домой… – бурчу, затем переворачиваюсь, утыкаюсь носом в подушку и засыпаю.

Просыпаюсь уже после заката. В студии горит мягкий приятный свет. Мужчины тихо разговаривают, сидят на диванчике напротив окна. Прислушиваюсь.

– И что он сказал? – тихо шепчет Волков.

– Она и правда свалила, сейчас в отеле обосновалась. Но это всё может быть разводкой. Мы не можем доверять ей, Яр.

Потягиваюсь. Не хочу больше подслушивать.

– Привет, малышка, – Яр разворачивается, – иди к нам.

Оборачиваюсь рваной тряпкой, еще недавно бывшей простыней и шлепаю к мужчинам. Усаживаюсь к Яру на колени.

– Больше никаких секретов! – уверенно заявляю, – я все хочу знать об этой вашей Яне, флэшке, Антонове и прочих аспектах вашей непростой жизни.

Оба в унисон вздыхают.

– Ты ведь не отступишься? Не позволишь себя защитить? – спрашивает Волков, поглаживая мои бедра.

– Не-а, – трусь о его небритую щеку, – это не прокатит больше. Я с вами. Или я ухожу.

– Суровая перчинка, – Марат смачно кусает меня за задницу, – такая маленькая, а условия ставит. Мне нравится!

– Ай! – смеюсь.

Я осталась. Вот хотела же всё бросить и вернуться домой. Но Яр сказал, что мой дом здесь, с ними. И я поверила. Но мне тяжело обуздать ревность. Перелезаю на колени к Акаеву.

– Что ты хочешь знать? – Яр достает ноутбук и что-то там ищет.

– Что за сделка, встреча, о которой говорила ваша бывшая? Что на флэшке, за которой вы гоняетесь? И почему Яна снова пришла к вам?

– Зачем она объявилась, мы сами не знаем, – вздыхает Марат, – но точно не просто так. У меня есть пара теорий на сей счет.

– Яна – прекрасная актриса, манипуляторша от бога. Поэтому мы не смогли сразу её прочитать, – серьезно говорит Волков, – я хотел узнать побольше, но одна яростная фурия ворвалась и выгнала её.

Надуваюсь. Так я еще и виновата? Фе! Предупреждать надо!

– Ну ладно тебе, не злись. Мы поняли, что будет, если хоть одним глазком взглянем на другую, – Яр продолжает что-то печатать.

Открывает какие-то программы. Смотрит графики, морщит нос. Я никогда не видела их за работой. Завораживает. Хотя, конечно, мне приятнее смотреть на голые татуированные торсы.

– Я не хочу видеть её рядом с вами, – шепчу, – ни за что!

– Карри…

– Ну что?! – снова взрываюсь, пытаюсь вырваться.

Но руки Акаева держат крепко. Он улыбается.

– Смешно тебе? – рычу.

– Очень. Ты такая прелесть, перч. Постоянно держишь в тонусе, – утыкается носом между моих лопаток, – мне нравится, как ты ревнуешь нас. Но в этом нет смысла. Яна в прошлом.

– Что-то не похоже, – фырчу, отворачиваюсь.

– Не злись, – мягко говорит Яр, – Кариш. Марат прав.

От его «Кариша» я мгновенно успокаиваюсь. Голос Яра действует на меня, как флейта на кобру. Сразу готова ластиться. Я люблю его…

– Яна всегда была с нами, – произносит Яр, – с самого детдома. Мы все оказались там волею жестокой судьбы. И по одному бы не выжили.

– Она прибилась к нам, – задумчиво произносит Акаев, – несчастная одинокая потеряшка. И потом мы втроем стали не разлей вода.

Голос Марата ровный. Словно он действительно больше не страдает.

– Мы всё вместе делали. Защищались от старших, вербовали малышню, старались создать какое-то подобие справедливости. Смотрели, как их забирают в семьи, – задумчиво сказал Волков, – а сами были уже слишком взрослые и никому не нужные.

– У нас были лишь мы… – вздыхает Марат.