– Я не в том настроении, чтобы выслушивать еще и от тебя, – устало произношу, издав тяжелый вздох.
– Еще бы. – Дима опускает голову, но я слышу короткий смешок, который срывается с его губ. – Я ведь всего лишь ваша собачка, Вероника Сергеевна.
– Есть вещи, которые от нас не зависят, – зачем-то оправдываюсь я.
– Чего ты боишься? – он переводит взгляд на меня и смотрит так пронзительно, что весь мир сокращается до одного человека. До Димы.
Шум, доносящийся из зала, вмиг пропадает, оставляя тишину. Куда-то исчезает дрожь, вызванная панической атакой, и проклятые воспоминания из детства. И все этого из-за одного вопроса. Нет, из-за одной только интонации. Что происходит? Откуда такая реакция? И главное: как мне ее интерпретировать?
Может, стоит сделать шаг? Попробовать стать ближе? Допустим, друзьями. Хотя… Мы с Димой так далеко друг от друга! Мы – это большая невозможность. Я бы сравнила его с падающей кометой, которую видно, только если подняться на возвышенность. Нужно приложить усилия, чтобы увидеть ее, а я живу слишком низко, мне не хватит сил вскарабкаться на эту гору.
От подобных мыслей становится грустно.
– А ты? – на выдохе произношу я.
– Я уже в яме. Здесь никто ничего не боится.
– В яме? – переспрашиваю, но и без этого слышу в голосе Димы какую-то обреченность. Он словно проиграл на старте и готов жить с этим поражением всю жизнь. Тупик. Неужели мы в чем-то похожи?
– Вам стоит вернуться в зал, там безопаснее, – видимо, сообразив, что позволил больше положенного, Люк резко подбирается и принимает свой обычный вид. Врзвращает себе непроницаемое выражение лица и отходит от меня, жестом намекая, чтобы я шла обратно.
– Ты похож на комету, – шепчу себе под нос, смотря, как Дима с каждым шагом отдаляется.
Все же… мы слишком разные. Да и, в конце концов, моя судьба давно предрешена. Даже если не Егор, отец сам выберет мне парня, будущего мужа. Я давно смирилась, что девочка в богатой семье – товар и залог удачной сделки. Не более.
Остаток вечера провожу в скучном обществе дочки Пресняковых. Она рассказывает мне о своих курсах живописи, о том, как на прошлой неделе ездила в Париж, и о молодом художнике, которому планирует тайком попозировать. Общение у нас строится одностороннее: она говорит – я слушаю.
Егор ко мне больше не подходит. Он трется в кругах взрослых мужчин, лебезит вовсю и фальшиво улыбается. Раньше его улыбка не казалась мне настолько пропитанной ложью. Сейчас же он напоминает крысу: глаза-бусины, хитрый взгляд, вечно шевелящийся нос в сторону запаха еды – вернее, выгоды. Почему я вижу это только теперь? Все-таки жизнь – странная штука.
Через два часа отец сообщает, что уезжает домой. Он не планирует меня брать с собой, потому что девушкам в моем возрасте лучше проводить как можно больше времени в высшем обществе, обзаводиться полезными знакомствами. Но я вру, что у меня болит голова, и мы уезжаем вместе.
Пока едем по освещенной вечерней трассе, я собираюсь с мыслями. Егор дал понять, что помолвку разрывать не будет. Ответственность легла на мои плечи. Бездействовать больше нет смысла, иначе ситуация превратиться в еще более плачевную. Я сжимаю в пальцах клатч, пытаясь собрать всю свою уверенность. И когда мы сворачиваем в сторону дома, наконец-то решаюсь на разговор.
– Пап, я не смогу выйти замуж за Егора, – выпаливаю на одном дыхании. Пожалуй, сложнее фразы произнести мне еще не доводилось.
– Что? – Отец кладет в карман телефон, с которым не расставался весь вечер. Он смотрит на меня так, словно я не его дочь, а бизнес-партнер, и у нас начались серьезные проблемы. Хотя свадьба с Жуковым – это и есть бизнес. Для моего отца я – выгодная сделка, как бы банально и клишировано это ни звучало.