Зал взрывается аплодисментами. В моих глазах темнеет, я не могу прийти в себя, вспомнить свое имя и просто отдышаться.

Мне не хватает воздуха, люди окружают меня, похлопывают по плечам, поздравляют.

Нет! Отойдите от меня! Дайте кислород! Я не могу дышать. Мне сложно… Отойдите, прошу, мне становится…

Все склоняются надо мной, живот скрутило в спазме, слишком жарко. Лица размазываются, я слышу только странное эхо.

– Эй, Харитонова… Что за…

– Немедленно врача!

– Девушке плохо!

С трудом я раскрываю веки, пытаюсь разобрать происходящее, но вижу только лица, среди которых выделяется то, которое после будет снится мне в кошмарах.



Глава 8

Типичные ученики сейчас просыпаются, проклинают школу, но все же вынужденно идут в нее, готовясь к строгим учителям и тяжелым зачетам. Однако из этого списка выбыла я, по крайне мере, как говорят врачи, на два дня еще точно.

Я проснулась вчера в больнице под упреки Людмилы в сторону отца. В сердцах бабушка терпеть не может его военный лад, но в жизни редко срывается и вставляет свое мнение. Тогда же она действительно кричала на него, упомянув и маму, после чего отец просто вышел из палаты.

Мне коротко объяснили, что падение в обморок на соревновании вовсе не грозит опасностью к здоровью и что я дальше в силах спокойно заниматься спортом. Это заявление врачей несколько умерило пыл Людмилы, но ее вражда с отцом чувствовалась в палате до самого их ухода.

Разбирая вещи, которые собрали для меня, я наткнулась на наушники и книгу, которую когда-то уже читала. Ее явно положила Стеша. Ее жест был настолько полон теплоты, что я звоню ей этим же днем и прошу прийти ко мне. Осталось дождаться вечера, чтобы она полностью освободилась от занятий.

Мне запретили покидать палату, так как слабость все еще чувствовалась. И как на зло в двухместной палате я была совершенна одна. Никакие занятия не отвлекали от скуки, редких появлений медсестер и их больничных сплетен.

Я медленно передвигалась по белой палате, разглядывая отстранено стены и больше думая о своем.

Мама тоже чувствовала себя так же? Наверное. Ведь когда она умирала, я была еще совсем ребенком, который не понимал особо многого. В редкие дни меня приводили в ее клинику, она со мной играла и пыталась дать уроки жизни, которые я все равно не запомнила бы. Горько осознавать, что она вложила в них целую душу, а из-за своей беспечности и юного возраста даже и не обратила на них внимания.

Глупый ребенок только повзрослев поймет свои ошибки.

Я делаю шаг в сторону окна, наблюдая за проезжающими автомобилями и редкими прохожими.

Богдан сегодня не придет, очень занят на консультациях по физике, где готовится к предстоящему конкурсу. Он извинился передо мной за это по телефону не меньше двадцати раз, но я предложила ему прийти ко мне в день выписки. Мой друг обязался тайком пронести целое ведро мороженного, но, услышав, как шмыгаю носом, бросил эту затею тут же.

К вечеру наконец-то появляется Стеша с пакетом новой, более теплой одежды, которую прислала Людмила. И пока я разбирала свитера (в палате было несколько прохладно), Стеша рассказывала мне о прошедших уроках и темах. Я не пропустила слишком много, что безусловно радовало меня.

– Кстати, мне так и не рассказали о соревнованиях, ― напоминаю я, ― чем все закончилось? Мы же выиграли, да?

– Разумеется наша школа выиграла! ― Сестра сказала это слишком победно, а после тут же ринулась меня обнимать. ― Говорят, что такого финиша еще никогда не было. Ты устроила самую настоящую жару и интригу, привлекая внимание прессы!

С трудом успокоив порыв Стеши, я прошу рассказать о том, что случилось после моего падения в обморок, но та в ответ только пожала плечами. Ей не было это известно, в школе почему-то особо не болтали, отчего оставалось только догадываться.