– Пожалуйста, не надо… Оставьте меня в покое.
Просила и сыновей, когда они приходили:
– Скажите им, чтоб не мучили меня… Дайте мне спокойно умереть…
– Что ты! – отвечали ей. – Мы должны о тебе заботиться. Мы вытащим тебя с того света.
– Не надо, – молила мать. – Там мой суженый.
– А здесь мы, – отвечали сыновья. Побудь с нами. Ты нам нужна. Мы все делаем для тебя. Нельзя же ведь ударить лицом в грязь перед людьми.
Так тянулись дни, длиннее столетий.
Мать поужинала настоем ромашки и сухарем, пожелала спокойной ночи дежурному в тот день сыну, закрыла глаза и заснула.
А утром обнаружили, что заснула она навеки.
Сыновья все искренне, хотя не без облегчения, опечалились:
– Обманула нас всех мать. Оставила. Не захотела создавать нам проблем. Ушла-таки к отцу.
22. 10. 2003 г.
Заблудшая корова
Отбилась корова от стада. Запетляла по лесу, дорогу домой найти не может. Метается, мычит не своим голосом, зовет человека, чтоб освободил ее от молока перегоревшего; худо ей от боли нестерпимой, груднице подобной.
Услыхали корову единовременно двое: инок в черной рясе с белой монастырской стены и странник в черном армяке на лесной тропе. И оба поспешили скотине на выручку. Первым подоспел инок. Похлопал корову по боку, погладил – она аж содрогнулась от нетерпения; сел на пень, проросший ромашками, и стал молоко на землю сдаивать.
Подошел странник и, видя такое, вытащил из котомки кружку, под струю молока подставил. Ударила струя в кружку, брызги во все стороны разбросала, запенилась.
– На-ко, выпей, – протянул странник кружку иноку, когда молоко перехлестнуло через край. – Ты первым корову нашел.
Инок доить перестал, взял кружку, благословил и со словами “Спасибо, Господь послал” выпил, усы молочные вытер и снова доить взялся.
Вторую кружку выпил странник, не спеша, ни капли не допуская по усам пролиться, хотя усов у него не было, кроме тех, что молочная пена оставила. Промокнул он их и к иноку тщедушно с вопросом обратился:
– А скажи, божий человек, по-твоему, корову не подоить, будет грехом?
– Будет, – не задумываясь отвечал инок. – Еще и как будет. Божьей твари не пособить – точно грех. Молоко у коровушки перегорает, она кричит от мук, так и дух испустит, ежели не доить.
Странник присел рядом на траву, сорвал былинку, сжал зубами:
– Жалко коровку?
– Жалко, – кивнул инок. – Надо ее на монастырский двор загнать. Пусть там спасается, пока хозяева не найдутся.
Странник покачал головой:
– Заботливый ты. Коровку тебе жалко, да. А что ж тебе жены твоей, любушки не жалко?
– Какой жены-любушки? – удивился инок. – Нет у меня никакой любушки.
– Как же нет, коли есть, – поднял палец и сразу убрал странник. – Бог ведь каждому сотворил его половинку. В браке эти половинки соединяются ради продления жизни на земле по образу Божьему и подобию. А твоя половинка покинута, каково ей на белом свете, одинокой али за нелюбом? Женушку не любить все одно, что коровку не доить.
Странник поднялся с земли, выломал прутик и подал иноку:
– Гони ее на монастырский двор. Сколько раз в день ее доить будешь?
Инок тоже поднялся с пенька, принял прутик:
– До заутрени, раз, после обедни, два, и на вечерней зорьке.
Странник вздохнул:
– Э-эх, скольких детишек этим молоком можно было бы выкормить. Солдатиков отечеству.
– Верно, – опустил глаза инок. – Да нет дела важнее, чем восхваление Бога.
– Богам нужно отечество. А отечество без защитников погибает.
– Но и молитва защищает, – подвел глаза к небесам инок.
– Защищала, – согласился странник, – против монголо-татар. А защитит ли против ядерных боеголовок?
– Посмотрим, – сказал инок.