– Всегда поражался художникам. Нужно обладать особым взглядом на мир, чтобы уметь так точно переносить образы на бумагу.
– Ну я не художник, – отмахнулась Лиля. – Просто меня это расслабляет, отвлекает от мыслей.
– Понимаю. За неумением рисовать мне пришлось учиться медитировать.
– Оу, это точно не для меня! Сколько я ни ходила на йогу, это искусство мне так и не покорилось. Стоит только приказать голове не думать, как она начинает генерировать мысли с удвоенной силой.
– Да-да, не думай о белых обезьянах… У каждого свои методы. Меня зовут Илья.
– Лиля.
– Хех, мы отлично подходим друг другу. В смысле наши имена… – молодой человек смущенно потер нос. – Ты где в Москве живешь?
– Я живу в Питере. В Москве у нас с подругой пересадка.
– Жаль, а я уже размечтался, как приглашу тебя на кофе.
Лиля улыбнулась, пожимая плечами:
– Придется приехать в Питер для этого. Ну или обменяться контактами и пить кофе виртуально.
– Голосую за по обоим пунктам!
Ребята обменялись телефонами и продолжили болтать, пока самолет не приземлился в Домодедово.
– Что ж, был рад знакомству! Будем на связи, – помахал рукой Илья, двигаясь по салону к выходу.
– Кто этот красавчик?! – громко зашептала Вика, плюхаясь на сиденье рядом.
– Просто случайный попутчик, – ответила Лиля, собирая вещи обратно в рюкзак. – Помог мне скоротать время, раз уж мы, жертвы лоукостера, сидели далеко друг от друга.
– Я бы тоже с таким скоротала… вечерок-другой! – засмеялась Вика. – А может, это уже действует совет Златы? Ты открыла сердце – и сразу такой мачо нарисовался.
– Тебе стоит погуглить значение слова «мачо» – поморщилась Лиля. – И можешь расслабиться, ничего такого. Он москвич, так что не судьба.
– В наш век технологий это вообще не преграда.
– Поговорим потом. Пора бежать на пересадку.
Петербург встретил моросью и внезапным телефонным звонком.
– Алло, – проговорила Лиля, запрыгнув в подворотню в надежде спрятаться от дождя и ветра. Вика заскочила следом.
– Привет, доча. – Бодрый голос отца будто резкий порыв ледяного ветра заставил девушку отпрянуть. – Как ты?
– Стою под дождем и мерзну. Говори быстрее, что хотел. – Злобно бросила Лиля.
– Твоя мама звонила. Она беспокоится. Говорит, ты уже 3 месяца как не живешь дома и не отвечаешь на ее звонки.
– А тебе что за дело? Мы два года не разговаривали.
– Ты моя дочь, и я беспокоюсь, – голос отца дрогнул, а потом зазвучал напористо. – Ты не имеешь права так с ней поступать. Вернись домой.
– Лучше бы ты сказал это себе. Лет этак 17 назад! – выкрикнула Лиля и повесила трубку.
– Отец? – аккуратно поинтересовалась Вика.
Лиля кивнула:
– Странно, что я так разозлилась. И еще более странно, что я выразила эту злость ему. Раньше я всегда проглатывала обиду.
– Ты взрослеешь. И делаешь выводы. Лучше выплескивать эмоции из себя, чем копить и страдать, я так считаю. Но знаешь, в одном он прав. – Вика потеребила сережку в ухе, делая паузу.
– В чем же?
– С мамой и правда стоит помириться. Тем более сейчас Новый год.
Лиля вздохнула и проговорила.
– Ты права. Но сначала нужно смыть с себя самолетную пыль. Думать не могу ни о чем другом.
На следующий день Лиля сидела на кухне у мамы, грея руки о кружку с горячим какао. Ирина Георгиевна суетилась, доставая выпечку, конфеты, печенье…
– Я же варенье черничное от бабушки привезла, – всплеснула она руками. – Будешь?
– Мама, успокойся! И присядь, пожалуйста, а то у меня уже голова кружится от тебя. Я не голодная.
– Дочка, ну откуда я знаю, голодная ли ты, здоровая ли, живая ли, если ты не отвечаешь на мои звонки?! – воскликнула Ирина Георгиевна, присаживаясь на диван. Лиля с нежностью посмотрела на раскрасневшуюся от чувств маму, на ее уже почти седые вьющиеся волосы и глаза цвета чая. Руки, еще не потерявшие своей изящности, теребят кухонное полотенце. Все такое родное, теплое, будто и не было этой ссоры несколько месяцев назад.