– Всегда поражался художникам. Нужно обладать особым взглядом на мир, чтобы уметь так точно переносить образы на бумагу.

– Ну я не художник, – отмахнулась Лиля. – Просто меня это расслабляет, отвлекает от мыслей.

– Понимаю. За неумением рисовать мне пришлось учиться медитировать.

– Оу, это точно не для меня! Сколько я ни ходила на йогу, это искусство мне так и не покорилось. Стоит только приказать голове не думать, как она начинает генерировать мысли с удвоенной силой.

– Да-да, не думай о белых обезьянах… У каждого свои методы. Меня зовут Илья.

– Лиля.

– Хех, мы отлично подходим друг другу. В смысле наши имена… – молодой человек смущенно потер нос. – Ты где в Москве живешь?

– Я живу в Питере. В Москве у нас с подругой пересадка.

– Жаль, а я уже размечтался, как приглашу тебя на кофе.

Лиля улыбнулась, пожимая плечами:

– Придется приехать в Питер для этого. Ну или обменяться контактами и пить кофе виртуально.

– Голосую за по обоим пунктам!

Ребята обменялись телефонами и продолжили болтать, пока самолет не приземлился в Домодедово.

– Что ж, был рад знакомству! Будем на связи, – помахал рукой Илья, двигаясь по салону к выходу.

– Кто этот красавчик?! – громко зашептала Вика, плюхаясь на сиденье рядом.

– Просто случайный попутчик, – ответила Лиля, собирая вещи обратно в рюкзак. – Помог мне скоротать время, раз уж мы, жертвы лоукостера, сидели далеко друг от друга.

– Я бы тоже с таким скоротала… вечерок-другой! – засмеялась Вика. – А может, это уже действует совет Златы? Ты открыла сердце – и сразу такой мачо нарисовался.

– Тебе стоит погуглить значение слова «мачо» – поморщилась Лиля. – И можешь расслабиться, ничего такого. Он москвич, так что не судьба.

– В наш век технологий это вообще не преграда.

– Поговорим потом. Пора бежать на пересадку.


Петербург встретил моросью и внезапным телефонным звонком.

– Алло, – проговорила Лиля, запрыгнув в подворотню в надежде спрятаться от дождя и ветра. Вика заскочила следом.

– Привет, доча. – Бодрый голос отца будто резкий порыв ледяного ветра заставил девушку отпрянуть. – Как ты?

– Стою под дождем и мерзну. Говори быстрее, что хотел. – Злобно бросила Лиля.

– Твоя мама звонила. Она беспокоится. Говорит, ты уже 3 месяца как не живешь дома и не отвечаешь на ее звонки.

– А тебе что за дело? Мы два года не разговаривали.

– Ты моя дочь, и я беспокоюсь, – голос отца дрогнул, а потом зазвучал напористо. – Ты не имеешь права так с ней поступать. Вернись домой.

– Лучше бы ты сказал это себе. Лет этак 17 назад! – выкрикнула Лиля и повесила трубку.

– Отец? – аккуратно поинтересовалась Вика.

Лиля кивнула:

– Странно, что я так разозлилась. И еще более странно, что я выразила эту злость ему. Раньше я всегда проглатывала обиду.

– Ты взрослеешь. И делаешь выводы. Лучше выплескивать эмоции из себя, чем копить и страдать, я так считаю. Но знаешь, в одном он прав. – Вика потеребила сережку в ухе, делая паузу.

– В чем же?

– С мамой и правда стоит помириться. Тем более сейчас Новый год.

Лиля вздохнула и проговорила.

– Ты права. Но сначала нужно смыть с себя самолетную пыль. Думать не могу ни о чем другом.


На следующий день Лиля сидела на кухне у мамы, грея руки о кружку с горячим какао. Ирина Георгиевна суетилась, доставая выпечку, конфеты, печенье…

– Я же варенье черничное от бабушки привезла, – всплеснула она руками. – Будешь?

– Мама, успокойся! И присядь, пожалуйста, а то у меня уже голова кружится от тебя. Я не голодная.

– Дочка, ну откуда я знаю, голодная ли ты, здоровая ли, живая ли, если ты не отвечаешь на мои звонки?! – воскликнула Ирина Георгиевна, присаживаясь на диван. Лиля с нежностью посмотрела на раскрасневшуюся от чувств маму, на ее уже почти седые вьющиеся волосы и глаза цвета чая. Руки, еще не потерявшие своей изящности, теребят кухонное полотенце. Все такое родное, теплое, будто и не было этой ссоры несколько месяцев назад.