Чувства же и мысли его спутницы носили противоположный характер – ей нравилось идти рядом с ним, смотреть на него, разговаривать и совсем не хотелось снова оказаться в комнате. Она понимала, что совершает глупость и мучительно искала какой-нибудь предлог, чтобы избежать этого. Внутри её всё громче звучал голос протеста, оживление понемногу исчезало, а шаги становились всё неувереннее…

На этот раз всё было гораздо хуже.

Он лгал! Конечно же, он лгал! Ну, как она могла так нелепо попасться?

Он и не думал меняться – всё повторилось сначала, только жёстче. В комнате никого не было, Кидан открыл дверь своим ключом, помог ей снять куртку – и с этой минуты ни на шаг не отпускал её от себя. Не слушая никаких возражений, запер дверь, выключил свет. Это было похоже не кошмарный сон… Наконец наступил момент, когда девушка ясно поняла: ещё мгновение – и ситуация будет вне контроля. Кто-то из них сошёл с ума. «Ты сошёл с ума!» – хотела закричать она. Кидан с силой обнял её, его глаза близко смотрели в её глаза – умоляюще и грозно – и в них была такая решимость, что она в самом деле закричала вне себя:

– Пусти меня! Мне жарко!!

Он только смотрел, сжимая её точно в раскалённых тисках.

– Открой окно! Ну, пожалуйста, открой окно! Разве тебе не жарко?!

– Мне жарко, – проговорил он медленно, – но не потому, что окно закрито.

Всё же её план удался: он выпустил её и шагнул к окну, а Надя бросилась к двери и включила свет. Прохладный ветер, ворвавшийся с улицы, немного остудил обоих.

Кидан перевернул пластинку, и мелодичный сладостный мужской голос запел:

Затем он подошёл к ней – черты лица разгладились, глаза смотрели внимательно и ясно.

– Я с юга, ти с севера, поэтому, да? – спросил он совсем иначе, богатство оттенков придавало его голосу волнующую мягкость. «О, если бы он только говорил!» – Я горячий, а ти – холёдная. Я тебя так чувствую, сам не понимаю! Ти подходишь к мне. Да, сериозно, ти такой симпатичний, не толстий. Мне нравится, сериозно. Надя, ми подходим друг другу, – он повторял это, словно заклинание, пытаясь убедить её в том, что казалось ему очевидным. – Ми подходим друг другу.

Ещё прошлый раз, когда он впервые обнял её, ему показалось, что это тело со всеми его изгибами и плавными линиями, как будто специально создано для его рук. Это было странное, пронзительное чувство, но он не знал, как точнее передать его по-русски.

Она осторожно присела на краешек стула. Вот таким он ей очень нравился, а его слова отзывались где-то глубоко, в самой сути её души. Кидан склонился над ней – глаза в глаза, потянулся к губам, но она ловко увернулась. Он сел рядом и попытался пересадить её к себе на колени, ухватившись за карман брюк. Ткань треснула.

– Брюки порвал!

– Извинитсе, – произнёс он с чарующей улыбкой. – Ти сам виноват. Не хочу! Не хочу! Всё – не хочу. Так не нравится. Так не нравится. Скажи мне: как ти хочешь?

– Я хочу на улицу.

– Ува! – только что весёлое лицо его исказилось гневом. – Надя, если ти так, я буду вступать по-другому!

Она вскочила, но он тут же бросился к ней и заключил в объятья, не отпуская. Силы были слишком неравны. Как она раньше не рассмотрела, что он такой рослый (на голову выше) и крепкий. Его плечи, грудь, руки на ощупь были точно из железа. Её глаза сделались круглыми и обиженными, как у ребёнка. Он внутренне усмехнулся: как она может так притворяться? Что-то похожее на сомнение и сочувствие впервые шевельнулось в его душе.