– Земля? – раздалось наконец в трубке.

– Да!

– Блескучее вдсшиж?

– Это что?

– Солнечная система по-вашему. Ну?

– Да-да, она самая!!!

– Планета, состоящая на одну треть из воды?

– Ну!

– И у вас нет диктатуры?

– Лично у нас – давно!

– Ну, а звездные корабли? – умоляюще спросил голос.

– Есть, но они дальше орбиты никуда не улетают.

В трубке хмыкнули. Голос издалека проканючил: «Ну скоро бомбить-то, а? У меня обед!»

– Вы клянетесь? – уточнил Брячиков собеседник.

– Здоровьем мамы! – с воодушевлением поклялся Сапсанов.

– Верим! – отрубил голос в трубке, – Тем более, что ваши ответы сканировались и протупировались на валекторе лжи! От имени всей Армии Освобождения приносим свои извинения вам и вашей планете!

– Да что там, – растрогался Брячислав, – Прилетайте в гости, спросите – вам все укажут овощной магазин на углу Пушкина и Тимирязевской!

– Чем мы вам обязаны за беспокойство? – деловито поинтересовался таинственный освобожденец.

– Нам ничего не надо, – благородно отказался Брячислав, – Только солнце включите обратно, пожалуйста. А то уже довольно прохладно.

– Какие проблемы! – ответил безымянный собеседник, и отключился. Телефон пискнул и умолк. В ту же минуту на улицы и в окна магазина буквально обрушились солнечные лучи. Все вскрикнули и зажмурились.

Брячислав Сапсанов-Стукнутый осторожно открыл глаза. Рядом с ним лежала скандальная старушка и какой-то мужчина с пышными усами. В углу возле яблок красивая женщина сосредоточенно вырывала каблук туфли из щели в полу. Как только его товарищи по несчастью оклемались, они всем скопом накинулись на смущенного Брячислава, стали его качать, целовать и жать руки.

Продавщица-таки обсчитала его на два рубля. Правда, это выяснилось уже дома.

Вскоре ужасные воспоминания о недолгой мгле стерлись из людской памяти. Город зажил своей обычной жизнью. Сашка Панкратов пошел на рекорд – не пил уже вторую неделю. На площадку перед Домом Культуры приехал луна-парк с комнатой смеха и зоопарком. Сантехник Семен чинил прорвавшую трубу в налоговой инспекции. Брячислав ходил на работу, ждал отпуска и с продавщицей из овощного не здоровался. Вот так вот!

Ничипор Котейко не любил фантастику. Ну не сказать, чтоб на дух не переносил, конечно. Если ехал в трамвае, а путь предстоял долгий, мог и проглотить рассказик-другой из книжки, которую ему предстояло «раскрутить». Но так, в охотку – никогда и ни за что.

Котейко по профессии был слесарь-сантехник второго разряда, а по призванию – литературный агент. У него присутствовала деловая хватка и обостренное чутье на таланты. Так, по крайней мере, утверждал его сосед, Федор Игнатьич Гундосый, человек, не чуждый культуре, и даже однажды принесший Ничипору на читку свой сборник песен.

Кстати сказать, именно с Федора Игнатьича все и началось. Когда-то давно, примерно год назад, в дверь к Котейко поскреблись, и голос Гундосого робко сказал:

– Позвольте войти?

– Конечно-конечно, – Ничипор распахнул дверь.

Федор Игнатьич прошел в комнату, поозирался, словно видел ее впервые, тронул корявым пальцем в перчатке зазвеневшие тут же висюльки на люстре и промямлил:

– Слышал я, Ничипор, ты в литературном искусстве силен?

Котейко, который иногда баловался рассказами из грубой, но правдивой жизни слесарей, подбрасывая их в журналы типа «Сельское жито» и получая в ответ однотипные ответы: «Пробуйте себя, молодой человек», нахмурился и с достоинством ответил:

– Маненько есть.

– Тут вот мне бы я притащил тут, – скороговоркой заговорил Гундосый, а сам тем временем совал в руки Котейке что-то шуршащее, пахнущее колбасой, в целлофановом кульке.