– Лерочка, – Дарский положил ей руку на плечо. Ощутил завитки волос на шее. Стал поглаживать их, одновременно наклоняясь к уху, – Лерочка, ты не против, если я приглашу тебя в гости?

– В гости? – она хитро взглянула на него, – Сашенька, когда? Завтра?

– Да хоть сейчас, – подыграл Сашенька, изобразив непонимание. Мол, чего завтраками тешиться. Завтра – оно и в Африке завтра. Его еще ждать надо. И вообще, зачем оставлять на завтра то, что можно сделать сегодня.

Зазвонил телефон. Александр достал его и сразу поднес к уху.

– Да, мама. Здравствуй… – он с минуту слушал, пытаясь подавить в себе нетерпение, – Мамочка, давай я тебе завтра перезвоню. А в твоем сне – ничего страшного. Подумаешь, голый. Все. Целую. Отцу привет, – он спрятал телефон в карман, – Ну, так что? – вернулся к разговору с Валерией, – Поехали?

– А что мы у тебя будем делать? – снова стала ерничать Лера.

– А ты что – не знаешь, что делают мальчики и девочки в постели?

– Неа! А что? – Лера веселилась – то ли играла, то ли на самом деле после трех бокалов мартини опьянела. Примитивно расслаблялась. По принципу – мозг отдыхает, язык болтается.

– Музычку слушают. А ты, правда, не знала?

– Так мы к тебе, Сашенька, поедем слушать музычку? – перебила она его.

– Ну, конечно, Лерочка, – поддакнул Сашенька, – Музычку послушаем. Потанцуем, – он рассмеялся.

– Ну, тогда лады, – заключила Лера, махнув рукой, – Танцы-шманцы… а кровать-то у тебя хоть двуспальная? – она не стала отрывать решение от действия и тут же стала подниматься, – Я сейчас, – кивнула в сторону выхода, намекая на дамскую комнату, – Рассчитывайся и жди меня в вестибюле.

Минут через десять они спустились по ступенькам с невысокого крыльца. Через полчаса желтая – с рекламным щитом на крыше – «Волга» высадила их у подъезда дома Дарского. А еще минут через пять, поднявшись на лифте, они, изнемогая от желания, раздевали друг друга по дороге в спальню.

11.

Ближе к Новому году, в первой половине ноября Вениамин Петрович как-то позвонил Руману домой.

Трубку подняла Роза Аркадьевна. Ее детский голосок всегда смешил Пекарика. Наверное, сознание никак не могло примирить в себе звук колокольчика, исходивший из колокола. Сдерживая несоразмерную ситуации улыбку, которая могла отразиться на чувственной стороне баритонального звучания, Вениамин Петрович попытался как можно мягче сыграть друга семьи:

– Здравствуйте, дорогая Роза Аркадьевна.

Почти мгновенная, но очень выразительная пауза, пока Роза Аркадьевна настраивала психику на разговор с начальником мужа, дала понять Пекарику – кто он для нее есть на самом деле. «Вот так всегда с ней. Нет бы сказал, – Роза, привет, – или, – привет, Розочка. А то, – здрлавствуйте, дорлогая Рлоза Арлкадьевна… фу», – заключил, продолжая улыбаться.

– Ой, это вы, Вениамин Петрлович? – схитрила Роза Аркадьевна, будто сразу не узнала его, – Здрластвуйте! А Миша… Михаил Моисеевич в ванной. Он брлеется… Что-нибудь перледать ему? Или что?

Это «или что» умилило Пекарика. Мадам Руман, как он ее называл про себя, всегда тушевалась в разговоре с ним. Это, почему-то, налагало отпечаток и на него. Может, поэтому у них никак и не складывались отношения.

– Попросите, пожалуйста, пусть перезвонит мне, как освободится.

– Харлашо, Вениамин Петрлович…

– Спасибо, Роза Аркадьевна.

Получилось сухо. «Некрасиво. Как будто секретарше поручение дал. А впрочем… – Пекарик задумался, – Ведь и правда: пятнадцать лет уже точно есть. И за это время, живя через этаж, мы так и не стали дружить семьями… – он кисло улыбнулся, – Я – семья… А Мишка-то, поц… до сих пор два раза бреется, – стало вдруг весело, – Утром – для приличия, а вечером – для удовольствия… для Розочки своей любимой».