Тревога поубавилась и дышать стало легче, лишь сердцебиение сводило с ума. Я встал и направился в аптеку, где купил набор успокоительных, но вместо того, чтобы запить их водой, я купил себе пива, напрочь забыв о клятвах, которые произносил, сидя под деревом. У меня даже не было никаких оправданий, я просто забыл о том, что хотел прекратить пить. Одну таблетку я запиваю бутылкой пива. Вторую таблетку еще одной бутылкой. В итоге, мне полностью полегчало – не знаю, что помогло больше, то ли лекарства, то ли алкоголь. Я пошел домой пешком, прихватив добавки. Так, гуляя по ночному городу, я снова был одурманен ложным спокойствием, забыв о приступе, внезапно настигшем меня в метро. Люди проносились мимо, словно в ускоренном фильме, глядя себе под ноги. Как удивительно, что они не сталкиваются друг с другом, подумал я. И в этом быстром потоке уходящего дня, я словно медленно плыл, не в силах выбраться на берег.

Когда я подходил к дому, то зашел в магазин, чтобы купить водки – тот самый ночной магазин с неприветливой продавщицей. На этот раз у меня была не собранная по полу мелочь, а карточка. Ухмыляясь этой женщине, думая, что ставлю ее на место, я расплатился за покупку и молча вышел. Я был доволен собой. В этот раз она не назвала меня придурком. Но если бы я обернулся, то увидел бы взгляд, полный жалости.

Ничего нового, но я проснулся не на кровати. И если бы это был просто пол моей квартиры. Но я был не дома. Обстановка была другая. Тело окоченело от холода, а ноги находились в какой-то луже; промокшие; прозябшие; их сводило судорогой. Скорчившись от боли, я попытался встать, но на что-то наступил и грохнулся обратно – вокруг была такая темнота, что хоть глаз выколи. На ощупь я стал аккуратно двигаться, ко всему прочему голова шла кругом, поэтому задача была не из простых. Выйдя на свет, я понял, что спал в подвале какого-то дома. Без сил я рухнул на ступеньки у подъезда и нащупал в заднем кармане пачку сигарет, которая напрочь промокла. Надеюсь, штаны были мокрые не от того, что я обоссался, подумал я, и начал пытаться подпалить мокрую сигарету. Одна за одной они ломались у меня в руках. Я начал злиться. «Черт», – прокричал я, бросив пачку подальше. В этот момент за моей спиной открылись двери, больно ударив меня по спине. Мужчина с мусорным ведром прошел мимо меня, сначала извинившись, но когда разглядел меня получше, его тон стал более жестким.

– А ну пошел отсюда! От тебя воняет, как от мусорного бака. Иди ищи себе ночлежку в другом месте, – он гаркнул на меня, как на последнего бомжа, что меня вывело из себя. Все эти взгляды, полные брезгливости, уже сидели у меня поперек горла, и это было последней каплей. – Эй, кому говорят, пошел вон!

Всё это время я молча сидел, не поднимая головы. Ярость во мне нарастала, и когда он прикоснулся к моему плечу, я резко встал и ударил его в живот. Реакция была незамедлительная. Уже через секунду я лежал на земле, а он бил меня ногами. Вот сука! В этот момент я хотел убить этого человека, но у меня не было сил даже на то, чтобы защититься. Поэтому я просто лежал, закрыв лицо руками. Не знаю, сколько он меня так бил, но потом крикнул «Еще раз увижу тебя здесь, прикончу» и ушел, захлопнув за собой железную дверь. Я распростерся на асфальте, словно Иисус на кресте; извиваясь от боли, как змея, я не мог издать ни звука, вместо крика получился сдавленный хрип; кровь текла по моему лицу. Сквозь эту кровавую пелену я смотрел вверх и рыдал, вопрошая к небу; не понимая, почему оно ко мне так жестоко; обвиняя жизнь в том, что она ко мне несправедлива. Этот мужик, который избил меня, представлялся мне сейчас олицетворением жизни, которая избивает незащищенного, обессиленного перед ее испытаниями человека. Часто нам рассказывают о том, что существует некий бог; но если бы он существовал, разве возможны были бы все эти страдания? За что всё это, ведь я не сделал никому никогда ничего плохого? Я не понимал, почему люди так ко мне относятся, ведь если бы я мог что-то исправить, если бы я знал, как это сделать, я бы с радостью всё изменил. Возможно, это были мои оправдания; а, возможно, у меня действительно не было инструментов.