Мои философские размышления перебила кассирша, которая спросила нужен ли мне пакет. Я ответил отрицательно, она пробила мой товар, автоматически протягивая руку за следующим, но вдруг обнаружила, что у меня больше ничего нет. Оторвав свой бездушный взгляд от ленты, она посмотрела на меня так удивленно, но увидев меня, словно всё поняла. Меня это разозлило – что за пренебрежительный взгляд? Может мне не нужно ничего больше. С гордым видом я достал свою карточку, чтобы расплатиться, и она вдруг произнесла ужасные слова: «Недостаточно средств». В ее голосе чувствовалась брезгливость и раздражение, что я отвлекаю ее от работы, мол, если денег нет, то и не приходи сюда, клоун. В этот момент мне показалось, что на меня презрительно и с осуждением смотрит вся очередь. Мне захотелось бежать, не оглядываясь, а лучше провалиться сквозь землю. Вдруг я увидел себя со стороны – жалкого, грязного, помятого, вонючего, бедного. Вспомнил, в каком сарае живу, что меня там никто не ждет. Вся пелена гордости в один миг спала. Снова захотелось рыдать. Видимо, я стоял молча в ступоре всё это время, пока кто-то из очереди не крикнул: «Пошел отсюда, алкаш, если платить нечем! Только всех задерживаешь». Мне захотелось кричать в ответ оправдания – о том, что я не такой, о том, что у меня есть дом, о том, что моя жизнь рухнула, о том, что, возможно, мне нужна помощь… но вместо этого я молча вышел из магазина.

Как бы там ни было, мне нужны были деньги, поэтому я набрал номер матери. Послышались длинные гудки, во время которых мне вдруг стало стыдно перед ней. Мне не хотелось слышать ее родной голос, в котором я точно услышу жалость ко мне. Мне не хотелось делать ей больно, поэтому я почти нажал на кнопку сброса, как вдруг услышал ее голос.

– Вова, здравствуй. Что-то случилось? – в ее голосе слышалось переживание. В последнее время она безуспешно пыталась до меня дозвониться, но я не брал трубку. Мне стало не по себе от того, что я должен попросить у нее денег, и я не знал, как сказать об этом. – Вова, ты меня слышишь? Не молчи. У тебя всё хорошо?

– Да, мама… Я здесь… Я…

– Ты жив, здоров? У тебя всё хорошо?

– Да, всё хорошо, ты не переживай. Просто…

– Я не могла до тебя дозвониться, ты не брал трубку, я не знала, что с тобой.

– Да, я знаю, просто не хотелось ни с кем говорить, прости меня.

– Я понимаю, не объясняй. Где ты живешь?

– Снял квартиру. Хорошая, удобная квартира, – я соврал, чтобы она не переживала.

– Это хорошо, мой мальчик, я рада. Так почему ты решил позвонить?

– Я…, – в горле пересохло. Нужно было сказать про деньги. Голос немного задрожал. – Я хотел одолжить денег, мам, если ты не против, я обязательно всё верну…

– Конечно, сколько тебе надо?

– Сколько сможешь, столько и будет достаточно. А я всё верну, обещаю.

– Я знаю. Тогда я кину тебе на карту, прямо сейчас кину, не переживай.

– Спасибо тебе, мам, спасибо.

– Ты не хочешь приехать?

– Не знаю, – я задумался. Может и вправду вернуться обратно к ней, в свой город, в свой дом. Может хватит всего этого? – Знаешь, это хорошая идея. Наверное, я так и поступлю.

– Конечно, приезжай, я буду рада. Жду тебя.

– Хорошо, я тогда подумаю и, наверное, так и сделаю, – внутри проснулась надежда, которая говорила вернуться домой, где всё наладиться. Может быть это голос мамы так повлиял на меня, но он успокоил меня. Всё-таки мы всегда нуждаемся в этом голосе, даже если разменяли третий десяток.

В этих мыслях о светлом будущем я зашел в метро. От подземной прохлады я съежился, весь задрожав. Гул подъезжающего поезда раздался в тоннеле, от чего у меня закружилась голова. Закрыв глаза, я начал вдыхать запах сырой земли. И вдруг кто-то одернул меня, резко оттащив обратно от проезжающего на всей скорости поезда. Я пришел в себя и промямлил «спасибо». В вагоне было очень много людей, отчего воздух стал спертым; ужасно душно. Я дрожал от холода и при этом задыхался от жары одновременно. Не понимая, что со мной происходит, я попытался отвлечься, но сердце начало стучать так быстро, что я почувствовал, как кровь прилила к моему лицу. Ноги онемели, я не чувствовал их, словно это был отдельный организм, они не слушались меня, лишаясь сил, поэтому я схватился за поручень, чтобы не упасть. И тогда я почувствовал дикий страх. В глазах потемнело и меня охватило ощущение надвигающейся беды. Что меня напугало? Я не понимал. Но страх был таким сильным, что пытаться контролировать его было бы безуспешно. Воронка паники затягивала меня на дно; в голове смешались мысли; легкие сдавило; шею словно затянули канатом, не давая мне сделать вдох; не слышно слов, в ушах стоит страшный гул; жизнь стерлась перед глазами; на вопрос «что дальше?» не было никакого ответа; все смотрят на меня, как на безумного. Почему они смотрят на меня? И тут я вдруг слышу, как сторонний наблюдатель, что кто-то кричит. Пронзительный вопль о помощи – это был я. В ужасе выскочив на ближайшей остановке, я что есть силы побежал на поверхность; забившись под какое-то дерево, обняв колени, я пытался дышать, мысленно обещая себе, что если это закончится, я больше никогда не прикоснусь к бутылке. Я снова рыдаю, но на этот раз от страха, животного страха, который накрыл меня огромной волной; с ним сложно бороться; с ним сложно спорить; он забирает человеческий облик, растворяя его в своей пучине. Тревога, словно ночь, заглатывает свет и все твои мечты. В таком состоянии я находился около часа, не понимая где я, не понимая кто я. Подняв голову, я увидел, как на улице уже потемнело. Последние лучи солнца ушли за горизонт; сгустки ночи наполнялись всевластием, отражая моё внутренне состояние.