Далее было указано, что контролирующий орган «не установил обстоятельств, которые бы свидетельствовали о том, что выбор заказчиком двух конкретных систем добровольной сертификации, результаты оценки которых принимаются для оценки заявок участников, направлен на предоставление преимуществ тем или иным участникам закупки.

При этом организация, жалоба которой была удовлетворена антимонопольным органом, фактически участия в закупке не приняла, действий по получению сертификата соответствия не предпринимала. Обращаясь с жалобой в антимонопольный орган, данная организация не приводила доводы и не представляла доказательств, подтверждающих реальность своих намерений, способность выполнить работы, являющиеся предметом закупки, а также свидетельствующих о соответствии иным критериям документации о закупке.

В такой ситуации отсутствуют основания полагать, что организация не стала победителем закупки вследствие угрозы применения к ней спорного критерия оценки и, соответственно, о нарушении прав и законных интересов этого лица действиями заказчика (положениями документации о закупке), в том числе о постановке данного лица в неравное положение в сравнении с иными участниками закупки и ограничении доступа к участию в закупке (ст. 8, пп. 3 и 7 ч. 6 ст. 83 Закона № 44-ФЗ).

Следовательно, основания для удовлетворения жалобы организации, предусмотренные п. 2 ст. 11 ГК РФ и ст. 105–106 Закона № 44-ФЗ, отсутствовали. Своими действиями контрольный орган в сфере закупок, по существу, создал условия для аннулирования закупки только для целей ее повторного проведения, что не предусмотрено Законом № 44-ФЗ

и способно привести к тому, что государственные нужды длительное время останутся не удовлетворенными»^>146.

Таким образом, результат разрешенного дела, вынесенный в Обзор практики Верховного Суда Российской Федерации, как образец для разрешения дел определенной категории, свидетельствует о применении обеспечивающего баланс интересов концептуального подхода, в рамках которого приоритет отдается системному толкованию принципов и норм бюджетного и контрактного законодательства, с целью обеспечения общественно полезного результата.

Подводя итоги, следует сказать, что позитивное право, бюджетное и контрактное, конечно, безусловно нуждается в дальнейшем развитии в сторону закрепления концептуальных подходов, направленных на преодоление сверхформализма и на повышение эффективности правовых институтов, обеспечивающих баланс интересов в системе обеспечения публичных нужд, на увеличение вероятности получения наилучших результатов госзаказа. Так, например, развитие такого правового обеспечения планирования закупок, которое исключило бы осуществление закупок товаров, работ и услуг, которые по сути, объективно не образуют публичной нужды, т. е. не нужны гражданам и обществу.

Тем не менее, на сегодняшний день, при имеющейся правовой базе, необходимо сделать вывод о системообразующем и целеполагающем значении принципа эффективности использования бюджетных средств даже в его нынешнем виде для регулирования публичных бюджетно-контрактных и связанных с ними административных отношений и соответствующего правоприменения. Понимание и толкование принципов контрактной системы, в том числе рассмотренных в настоящей работе принципов обеспечения конкуренции, ответственности за результативность обеспечения государственных и муниципальных нужд, эффективности осуществления закупок и других, должно осуществляться исключительно в системном и целевом единстве с принципом эффективности использования бюджетных средств. Обратное приводит к дисбалансу интересов, несоответствию и непропорциональности государственного властного регулирующего и охранительного воздействия на субъектов контрактных отношений, и как следствие срыву или снижению темпов достижения целей и задач, определенных в актах государственной политики в интересах российских граждан.