По нашему мнению, неверное толкование и применение негативных конституционно-правовых ограничений этого права приводит к нарушению принципа самостоятельности бюджетов в следующих случаях:

1) при неопределенности в вопросах об отнесении отдельных задач к сферам деятельности конкретного публично-правового образования и о принадлежности соответствующих полномочий его органам власти;

2) при недостаточном финансировании переданных полномочий за счет субвенций, предоставленных бюджету одного публично-правового образования из бюджета другого публично-правового образования.

В первом случае нарушение принципа самостоятельности бюджетов, строго говоря, вызвано дефектами положений не бюджетного, а иного отраслевого законодательства, разграничивающего сферы деятельности публично-правовых образований и полномочия их органов власти. Нечеткое же разграничение сфер деятельности и полномочий в любой спорной ситуации означает невозможность выявления пределов осуществления конкретным публично-правовым образованием его права на самостоятельное расходование бюджетных средств (поскольку нормативно установленные сферы деятельности и полномочия как раз выступают в качестве таких пределов). При этих условиях неминуемо ущемляются имущественные интересы отдельных публично-правовых образований[258].

Примером может служить дело по жалобе гражданки Н. М. Моренко[259], которая оспорила конституционность нормы о финансовом обеспечении компенсации расходов, связанных с выездом пенсионеров из районов Крайнего Севера и приравненных к ним местностей (далее – компенсация переселенцам из районов Крайнего Севера). Неопределенность правового регулирования в вопросе об источнике финансирования затрат на выплату компенсации переселенцам из районов Крайнего Севера породила весьма противоречивую правоприменительную практику. Арбитражные суды рассматривали в качестве соответствующего источника финансирования федеральный бюджет[260], а суды общей юрисдикции – бюджет субъекта РФ[261]. Как указал в связи с этим КС РФ, федеральному законодателю следует устранить имеющиеся неясности в правовой регламентации отношений по выплате компенсации переселенцам из районов Крайнего Севера, причем до изменения нормативного регулирования финансовое обеспечение упомянутой компенсации будет относиться к расходным обязательствам РФ. В настоящее время правовая позиция КС РФ по делу Н. М. Моренко в полной мере учитывается судами, признающими федеральный бюджет надлежащим источником финансирования[262].

С нашей точки зрения, подход КС РФ имеет некоторые недостатки.

Во-первых, постановление КС РФ не содержит конституционно-правового истолкования оспоренных законоположений: никак не решен вопрос о принадлежности соответствующих полномочий органам власти РФ или субъектов РФ. КС РФ вместо выполнения своих функций подменил федерального законодателя и дополнил позитивное право нормой о том, что финансирование затрат на выплату компенсации переселенцам из районов Крайнего Севера должно осуществляться за счет средств федерального бюджета. Тем самым КС РФ допустил умаление права РФ на расходование бюджетных средств и санкционировал нарушение принципа самостоятельности бюджетов.

Во-вторых, есть еще один существенный недочет. В силу ст. 84 БК РФ принятие судебного акта не относится к основаниям возникновения расходных обязательств РФ. Возложив своим постановлением расходное обязательство на РФ, КС РФ действовал вопреки требованиям ст. 84 БК РФ.

Нужно отметить, что позиция КС РФ отражает современные тенденции в практике Европейского суда по правам человека (далее – ЕСПЧ) к расширению имущественной ответственности государства. По мнению ЕСПЧ, государство отвечает за неисполнение обязанностей