– Мне очень жаль, извините, что я докучаю расспросами. А вам сегодня не надо на работу? Среда же.

– Надо, конечно, к 12-ти в суд. У нас есть целых три часа. Стихия угомонилась. Предлагаю пройтись. Или ещё по сырнику? – улыбался Пашка.

– Нет. Третий был лишним. Отличная идея – расквитаться с ним тридцатиминутной пешей прогулкой, – согласилась Рита.

По каналу суетились первые весенние солнечные зайчики, лёд тротуаров был надёжно приправлен песком и солью, пахло радостью нового дня.

* * *

Пашка оказался полной противоположностью Филиппа, от которого в последующие полгода поступил только один звонок. Кажется, это была суббота. Видимо, сделан он был в ночном бреду, так как связь оборвалась ещё до того, как Маргарита успела нажать на черно-белую кнопку мобильного телефона – на момент 1993 года новомодного чуда техники, к которому она никак не могла привыкнуть и даже немного стеснялась этого недоступного для большинства подарка отца. Повторного звонка не последовало, то есть для объяснений время ещё не пришло. Такой вывод сделала Маргарита совершено ровным внутренним тоном. Ее спокойствие набирало силу по мере погружения в Пашкину непосредственность, в завораживающий, так непохожий на московский, процесс обучения, и окончательно установилось после повторного курса проработки произошедшего с куратором.

По всем граням радужное общение Павла и Риты омрачалось изредка любопытством молодого человека по поводу московской жизни и догадками о причине переезда в Питер. Маргарита, как правило, замолкала, с усилием контролируя подкатывающую волну. Павел понимал, что опять сболтнул лишнего и быстро переводил тему разговора на его любимую. Спустя два месяца проживания девушки в арендованной однушке коренной петербуржец не терял надежды уговорить ее переехать к Ба. Ведь ее хоромы были для неё значительно более, чем достаточны. Ба, конечно, была душечкой, и Рита обожала фиалки, но свою независимость делить с ними категорически не хотела. Равно так же, как многозначительно молчала в ответ на предложение Павлуши погостить у него.

Нет, ни о каких погостить Маргарите тогда и думать не хотелось. Все эти разъезды и новизна сильно отвлекали ее от главного – познаний, изысканий и формирования ее профессиональных амбиций. Вот уже два месяца Маргарита была студенткой СПГУ на той самой кафедре, где преподавала доктор Черниговская, одна из ведущих специалистов в области когнитивных наук − психолингвистики, нейропсихологии и нейрофизиологии. Вот уже два месяца студентка ежедневно благодарила случай, который забросил ее в эту плодородную научную среду. Здесь ее въедливость и заковыристые вопросы пришлись по душе многим профессоршам, что весьма скоро обеспечило Маргарите место младшего специалиста по самым обыденным вопросам. Но! Теперь она могла беседовать с ними не на ходу в коридорах, а практически полноправно, а иногда даже вместе обедать и снова задавать вопросы:

– Можно ли рассматривать деятельность мозга человека отдельно от сознания, ума? Создает ли мозг мысли? Или это делает сознание?

И получать ответы:

– Ну, деточка, этого никто не знает, что делает сознание. Не верьте тому, кто скажет, что знает это. Нет договоренности о том, что мы будем считать сознанием. Огромный разброс мнений на эту тему! Некоторые люди считают, что сознание присуще всему живому. В том числе и инфузории-туфельке. Но очень простое.

А если мы говорим, что сознание – очень сложная вещь, то, надо признать, что большинство людей им не обладают. Косвенно могу ответить вот так: у нас нет свидетельств, что сознание может появиться где-то, кроме мозга. Наука требует доказательств, и пока ничего не намекает на то, что они появятся. Наука ведь подразумевает повторяемость явлений, проверяемость и статистическую достоверность.