– Разбуди ее, – попросил Уэст, на что Ларссон ухмыльнулся, снова прихлебнул и отставил кружку на подлокотник, аккуратно придерживая кончиками пальцев.

– А что я получу взамен? – бизнесмен, твою мать.

Уэст глубоко вздохнул. Недолго думая, он стащил с себя майку. Теплый свет настольной лампы осветил, все, что было скрыто. Ларссон поменялся в лице. Темно-зеленые глаза распахнулись и стали практически черными от расширившихся зрачков. Гаденькая улыбочка сползла с ухмыляющейся физиономии. Губы оказались плотно сжатыми и практически обескровленными. Пальцы, державшие кружку с кипятком, побелели. Ларссон молчал, раздувая ноздри, не в силах вымолвить ни слова: грудь вздымалась от глубокого дыхания.

– Уверен, что хочешь, чтобы я ее разбудил? – хриплым голосом спросил он, гулко сглотнув. Несчастная кружка грозила раскрошиться от давления пальцев. Сам Лиам, возможно, уже заработал ожог первой степени.

– Разве мы не договорились? – Уэст видел, как он прерывисто дышал, прожигая взглядом даже через веб-камеру, и разглядывал чересчур пристально для ревнивого бывшего парня мисс Эванс.

Приятного в осмотре оказалось мало, но Уэст не мог проявить слабость и отступить. Только не сейчас. Ларссон проверял на прочность. Если позорно слинять, то общению с Эванс придет конец. По крайней мере, Ларссон младший точно приложит к этому усилия. Даже сейчас, зная, что Уэст ни на что не претендует, Ларссон не подпустит к подруге без проверки. Видимо, оценивал по размеру бицепсов подходил ли Уэст для разговора.

– Как знаешь, – с неохотой процедил Ларссон сквозь зубы. – Доброе утро, Вьетнам! – крикнул он, наклонившись к ее уху, и сбросил Эванс с коленей, резко поднимаясь с дивана.

– Совсем больной? – она запуталась в пледе и упала на пол, непонимающе хлопая глазами.

– Твой дружок хочет поболтать, – обиженно бросил Ли, исчезая из поля зрения.

С кухни раздался звон посуды и громкое хлопанье ящиками. Ларссон вымещал недовольство и раздражение на кухонной утвари, оповещая соседей об испорченном настроении.

– Что? Кто? – сонная Эванс потирала глаза, пытаясь проснуться.

– Я, – обратил на себя ее внимание Уэст, натягивая майку и голосом из динамиков помогая ей окончательно избавиться от остатков сна.

Уставившись в экран затуманенным взглядом, Эванс пару секунд молчала. Уэсту стало неуютно от ее взгляда больше, чем от взгляда Ларссона. В отличие от зеленоглазого засранца, Эванс смотрела намного глубже, чем Ли, видевший и оценивший каждый дюйм, но только снаружи.

– Это так-то ты не палишься, да? – крикнула она в сторону кухни, откуда донесся звон стекла и хлопок дверцы холодильника. – Прям стелс восьмидесятого уровня, Принцесса! – она выбралась из пледа и села на диван.

Часы показывали десять вечера. Уэст удивился, что она легла спать так рано, но лезть с расспросами не стал. Посмотрев в монитор, он выругался. Звонить ей домой он больше не станет по двум причинам: майка на лямках и короткие шорты. Саму же Эванс, как и всегда, ничуть не заботило чье-то мнение о ее внешнем виде.

– Что? – устало протянула она, не удосужившись прикрыться. Похоже, присутствие Ларссона вымотало ее настолько, что сил на ехидство и привычный сарказм не осталось. Эванс откинулась на спинку дивана, потирая глаза.

– Долго Эндрю работал на Ронье? – Уэст пытался игнорировать грохот, доносившийся с кухни, а Эванс, казалось, его вообще не замечает.

– Ронье, Форман, Романо… на всех, кто платил. Наркоманы не отличаются преданностью в периоды ломки, видишь ли, – она задумчиво смотрела в окно и выглядела не просто сонной, а к тому же рассеянной. Взгляд больших серых глаз на худом лице блуждал. – Или тебя интересует, кто последний оплачивал ему страховку и соцпакет? – вопрос определенно риторический. – Да, Ронье – его последнее место работы, если ты об этом.