Посреди двора были её мать и отец, они обнимали друг друга, а также третью особу, которую Мэриголд никогда раньше не видела. Родители рыдали и смеялись одновременно, так же вела себя и эта неизвестная третья особа. Она была такой же высокой, как отец Мэриголд, и такой же величественной, как мать Мэриголд, хотя платье незнакомки было мокрым и испачканным в грязи. Когда она улыбнулась королю и королеве, все птицы во дворе начали петь, а ближайший куст роз мгновенно расцвёл.

– Это ещё кто? – прошептал Коллин.

У Мэриголд живот свело от досады. Она совершенно точно знала, кто это.

– Мэриголд! – Королева Амелия наконец подняла голову и заметила её. – Дорогая, подойди скорее и познакомься со своей сестрой!


Глава 2. Ведро с птицами

У принцессы Розалинды были очень густые волосы. Они были даже более золотистыми, чем представляла по описаниям Мэриголд, и струились до самых лодыжек. Когда Розалинда обняла Мэриголд, волосы окружили их обеих тяжёлой завесой.

– Моя сестра! – воскликнула Розалинда. – Как здорово! Я всегда мечтала о сестре.

Мэриголд отступила на шаг от всех этих волос – туда, где было легче дышать. Она попыталась вспомнить один из семнадцати вежливых способов поприветствовать незнакомца, но в голову, как назло, ничего не шло.

– Привет, – сказала она наконец, потому что это было немного более вежливо, чем молчать.

– Розалинда сбежала от волшебника Торвилла, – сказала королева Амелия, глядя на них обеих с лучезарной улыбкой. – Можешь в это поверить? Боюсь, вся дворянская ратуша проснулась от моего крика, когда она вошла через ворота.

– Я думала, тебя ранили, мама, – призналась Мэриголд. Она вспомнила о своих собственных ранах и спрятала исцарапанные руки за спину.

Но никто не обращал внимания на Мэриголд. Король Годфри положил руку на плечо старшей дочери.

– Дорогая, – сказал он, – расскажешь нам, как ты сбежала?

Розалинда кивнула:

– Конечно.

Она присела на низкую ограду, толпа окружила её, и Розалинда стала рассказывать о волшебнике Торвилле и его тёмной и мрачной крепости на самом краю Дикого леса. Она рассказала, как после пятнадцати лет варки утренней каши для волшебника и починки его рваных лохмотьев однажды она распахнула окно своей спальни и обнаружила верёвку, свисающую до самой земли. Розалинда описала, как в ту же ночь, когда волшебник лёг спать, она спустилась по верёвке и скрылась между деревьев, а затем пробиралась через Дикий лес с помощью добрых белок, указавших ей путь в Имбервейл, и светлячков, которые освещали для неё дорогу домой.

Мэриголд слышала столько историй о Розалинде на протяжении многих лет, что казалось, будто один из персонажей её сказок сошёл со страниц книги, ожил и сидел сейчас там, где часто сидела сама Мэриголд, обнимая её родителей. И казалось, что все те истории были правдивыми, даже самые невероятные: прямо сейчас Мэриголд собственными глазами видела, как из земли под левым каблуком Розалинды пророс и распустился бледно-голубой цветок. Она мечтала задать ей тысячу вопросов: на что похож Дикий лес, и какие заклинания использовал волшебник Торвилл, и кто во всех королевствах мог осмелиться привязать верёвку к стене крепости злого волшебника. Однако, когда Мэриголд пыталась заговорить, в тот же момент задавала вопрос придворная чародейка, или второй повар выступал прямо перед ней, чтобы лучше видеть, или распорядитель наступал ей на ногу. После нескольких попыток Мэриголд сдалась. Она извинилась – хотя родители были настолько заняты Розалиндой, что вряд ли это заметили, – и отправилась искать свой биплан.

Он воткнулся носом в землю у подножия восточной башни. Крылья были порваны, пропеллер сильно искривлён, и бедный биплан больше напоминал груду обломков, чем величественное летающее приспособление. Мэриголд застонала и начала собирать отлетевшие при ударе детали, хотя в вечернем сумраке найти их было непросто. Она всё ещё слышала смех и радостные возгласы со двора. Голоса звучали так счастливо – и это понятно: почему бы обитателям замка не радоваться, ведь их давно потерянная принцесса наконец вернулась домой. Мэриголд тоже была рада, что Розалинда вернулась. По крайней мере она была уверена, что ей следует радоваться.