– Шоб неповадно было наших девок е… – договорить он не успел, поперхнувшись матерным словом, словно вишнёвой косточкой.

Это Лида отвесила ему внушительный подзатыльник, погрозив строго пальцем. Она стояла в сторонке, наблюдая за избиением. Если бы она точно не знала, что это существо является нелюдем, убившим час назад старика, то ей, наверное, стало бы даже жалко его.

«Почему он не трансформируется? – думала девушка, глядя на извивающееся под градом ударов тело оборотня. – Ведь в изменённом состоянии он раз в десять сильнее и быстрее любого человека. Он в несколько секунд смог бы перебить всю эту галдящую ораву юнцов…»

В ближайших домах начал загораться свет в окнах. На шум выходили суровые деревенские мужики в семейных трусах и резиновых сапогах на босу ногу.

– А ну, ша! – раздался грозный окрик бородатого верзилы, который являлся председателем колхоза и попутно отцом Васьки.

– Что здесь происходит, ядрёна вошь?! Васька, сукин ты кот, опять безобразничаешь? Ща возьму ремень и по голой заднице пряжкой отмундохаю! Не посмотрю, что ростом уже с меня вымахал. А ну, цыц, говорю, пострелята!

Парни, как по команде, отбросили в стороны орудия своего возмездия и выстроились полукругом перед суровым председателем. Незнакомец лежал, не шевелясь, и лишь тихое поскуливание выдавало присутствие жизни в этом комке кровавого месива.

– Я жду объяснений! – председатель нетерпеливо притопнул ногой.

Вперёд выступил Васька и, заикаясь, принялся сбивчиво объяснять:

– Так это… батя… того… эта гнида… того… хотел… это самое… он… – и вдруг, решившись, выпалил: – Он хотел Лидку изнасиловать!

Председатель нахмурился, став ещё суровее, хотя казалось, что суровее уже некуда.

– Это правда, Лида? – повернулся он к «пострадавшей» пристально заглядывая в глаза.

Девушке стало очень неуютно от цепкого, проницательного взора этого властного, но умного и доброго человека. И всё же она, не моргнув глазом, соврала, решив придерживаться прежней версии.

Лида хорошо знала местные нравы. В то, что какой-то заезжий городской пижон захотел ни с того ни с сего убить её, односельчане вряд ли поверят. А вот к насилию в деревне относились очень сурово. Подобные вещи не прощались и не доводились до суда.

Всем в глухой сибирской деревеньке заправлял Сельсовет во главе с председателем и местным участковым. Они были и прокурор, и адвокат, и судьи с присяжными в одном флаконе.

– Да, дядя Ваня, – твёрдо сказала Лида. – Он хотел меня изнасиловать, а ребята вступились. Если бы не они, то…

Она почти натурально всхлипнула, закрыв руками лицо, чтобы избежать изучающего взгляда председателя.

– Та-ак… – мужчина хмуро посмотрел на страдальца, с трудом приходящего в себя.

Пришелец, приподняв голову, озирался, глядя на белый свет… вернее, тёмную ночь, освещённую электрическими фонарями и окнами деревенских изб, осоловевшими, ничего не понимающими глазами.

– Поликарп Кондратьевич, – негромко позвал председатель.

– Туточки я, Иван Петрович, – из толпы собравшихся сельчан неспешно вышел участковый, одетый по полной форме и даже с пистолетом в кобуре на поясном ремне.

– А возьмите-ка вы этого молодца под белы рученьки и отведите в «холодную». Пущай оклемается там до утра.

– Будет сделано, Иван Петрович. Эй! Сидор! Прохор! Айда сюда! – крикнул участковый, обернувшись.

От толпы отделились ещё две фигуры в виде двух медведеподобных братьев-близнецов, что числились у представителей власти внештатными помощниками.

– Берите этого и в «отстойник», – махнул он рукой на Акараса, который, встав на четвереньки, пытался принять вертикальное положение.