– Больно нужен мне твой Андрей! – не выдержала я. – Он промок, мы столкнулись с ним возле моего подъезда, я предложила ему дать сухую одежду. Он ушёл. Всё. У меня есть жених, Алина. Выгодная партия. Как понимаешь, парень из состоятельной семьи. Не знаю, что ты навыдумывала у себя в голове, но твой Андрей мне не нужен.

– Я видела, как он на тебя смотрит.

– Он смотрит на меня как на очередную девку, которую можно затащить в постель, – перебиваю её, опускаясь на корточки и начиная собирать свои вещи.

– Я видела, как ты смотришь на него! – девушка не сдавалась.

– Как? – я устало выдохнула. – Как на парня, который себя не умеет вести? Как на бабника, который меняет девушек как перчатки? Ты должна понимать, что мы с ним совершенно разные и ничего общего быть у нас не может.

– Точно? – щурит глаза, довольно улыбаясь.

– Точно, – вру я, застегивая сумку. – Мне твой Андрей и даром не сдался, – ухмыляюсь.

Закидываю ремешок сумки на плечо и заворачиваю за угол. И тут же врезаюсь в кого-то. Даже не поднимая взгляда, знаю, кто это. По мурашкам, которые тело покрывают. По запаху, который медленно начинает меня окутывать.

Вскидываю голову, обмирая и умирая внутри. Холод сковывает все внутренности.

По глазам вижу, что он всё слышал. Каждое чёртово слово. Всю ложь. Которой он поверил. Даже больше, чем в неё поверила Алина.

Серые глаза покрыты коркой льда. Я отшатываюсь от страха. Впервые гнев Андрея меня напугал. Впервые я почувствовала, что он может сделать мне больно.

– Андрей, я… – тяну руку, чтобы коснуться, но отшатывается. Окидывает брезгливым взглядом. И обходит по широкой дуге, скрывшись за поворотом.

Руками давлю на грудную клетку, где всё начинает нестерпимо печь. Я окончательно всё разрушила. Всё то зыбкое и хрупкое, что появилось между нами.

Ноги подкашиваются. Просто перестают держать. Я опускаюсь на пол, сползая спиной по стенке. Меня начинает колотить мерзкой дрожью, а по спине и вискам скатывается холодный пот. Мне бы вскочить, догнать, но сил нет. Ноги не держат. И руки, которыми я за стены цепляюсь, пытаясь помочь себе подняться, дрожат.

Я не знаю, сколько проходит времени, когда моего плеча кто-то касается. Вздрагиваю. Взгляд перевожу с точки на стене на лицо Леськи, которая с тревогой что-то спрашивает.

– Алиска, – кладёт руки на мои щёки, вынуждая смотреть ей в глаза, – что случилось? Снова приступ?

Киваю. В который раз за день лгу.

– Таблетку выпила от головы? – уже роется в своей сумке, выискивая блистер с таблетками. Носит с собой всегда. Знает о том, что у меня случаются дикие приступы головной боли, от которой мне порой кажется, что я ослепла. Ушиб головного мозга в десять лет. Папа учил меня кататься на велосипеде. Я не справилась с управлением и слетела с обрыва. Сломанная в двух местах рука и ужас от того, что мир вокруг поплыл. Просто слился в одно сплошное пятно.

Сейчас мир я вижу только в линзах, а к головной боли я привыкла. Свыклась с тем, что каждый день кажется, что пульсирует правое полушарие мозга.

– Выпила, – выдыхаю сиплым от слёз голосом. – Я домой поеду, Леська. Прикроешь? – прикрываю глаза, которые снова начинают слезиться.

– Я тебя отвезу. Я не отпущу тебя одну в таком состоянии.

Могу только благодарно кивнуть, хватаясь за её протянутую руку. На улыбку и благодарность сил нет. Леська и не требует. Знает прекрасно, что я люблю её безмерно.

Я снова всю дорогу до дома нахожусь в прострации. Прихожу в себя только тогда, когда Леська сует настойчиво в руки чашку с чаем ромашковым.

– Алиска, если ты завтра не придёшь, я всё пойму, – чешет бровь. Смущается.