– Обещаю тебе, Володя. Я вытащу тебя отсюда! Ты только подумай об этом серьёзно, – ответила Аня и, ещё раз чмокнув брата, заскочила в вагон поезда.

Больше всех за Аню переживала, конечно же, мама. Поначалу она даже плакала вечерами и всё время держала возле себя мобильный телефон. Аня звонила довольно часто, но говорила коротко – дорогой роуминг.

Про учёбу в институте почти ничего из её рассказов понять было нельзя. Зато о красоте города и особенностях жизни в мегаполисе Аня рассказывала с восторгом. Она скороговоркой вываливала на голову матери кучу информации, перемешанной со словами: «Ты представляешь мама!», – и заканчивала своим традиционным «пока-пока», выключаясь, не дождавшись ответа.

Мама всё вздыхала, качая головой. Она не знала, радоваться ей или нет. Постоянно отправляя Ане на карту свои последние деньги, она отказывала себе во всём. Ей было вовсе не интересно, сколько тысяч людей собралось на концерт во дворце спорта и что такое каршеринг. Она хотела узнать, хорошо ли дочь кушает, тепло ли одевается, с кем подружилась и как даётся учёба. Ответы на все эти вопросы звучали невнятно, и мать часто теряла по ночам сон.

Спустя какое-то время Аня сообщила, что нашла подработку, по вечерам в кафе, и теперь у неё хватает денег. Она даже стала отправлять немного обратно маме и обещала непременно приехать летом.

Это слегка успокоило мать, но необъяснимая тревога не покидала материнское сердце.

Вовкины же дела шли всё хуже. Старый трактор окончательно сломался. На новый у предприятия пока не нашлось средств, и Володе Селиванову пришлось на неопределённое время перейти в уборщики на мизерную зарплату.

К тому же у Вовки совсем не заладилось с личной жизнью. Его юношеская зазноба выскочила замуж, пока Селиванов был в армии. А новые отношения в Чёрном Яре, где почти все знали друг друга, у него как-то не складывались.

Он часто вспоминал Аню и подумывал, что, согласно его старой теории, пора бы и ему податься за счастьем в большой город.

Тут ещё приятель подвернулся. Генка Войцеховский. Стройный красавец, иссушивший сердца половины девчонок Чёрного Яра.

Ни работы, ни специальности у Генки не было. Зато была своя теория по поводу отъезда в Петербург. Со слов Генки, выглядела она примерно так.

В Питере пять миллионов жителей. Половина из них, то есть два с половиной миллиона – женского пола. Если хотя бы каждая десятая не замужем, то почему мне не влюбить в себя одну из них? Остаётся лишь выбрать одну из двухсот пятидесяти тысяч женщин, томящихся в ожидании своего принца. Будет жильё и хлеб, а там и дело какое-нибудь найдётся.

Такие рассуждения казались Селиванову смешными. Но, с другой стороны, где ещё искать счастье, как не там?

И вот однажды Володя рассказал матери о своих планах уехать. Мама выслушала его молча. Она повернулась к сыну спиной и долго смотрела в окно. Она не верила в обещания забрать её к себе через полгода или год. Она не хотела покидать город, в котором знала каждый камень. Где прошла её молодость, где могилы родителей, где люди, с которыми она одного теста. Даже полуразвалившийся комбинат был для неё родным. Она искренне радовалась, что в последние годы там отремонтировали столовую и перестали задерживать зарплату. Несмотря на пенсионный возраст, она продолжала работать, и все были рады, что она не уходит на заслуженный отдых. Она не видела себя иначе как в Чёрном Яре, и ни при каких обстоятельствах не смогла бы его покинуть.

Теперь же, тяжёлое чувство раздвоения терзало её душу. Хотелось, чтобы дети были недалеко. Иметь возможность видеть их, помогать им и посильно участвовать в их жизни. В то же время она боялась помешать им создавать собственное счастье. Боялась, что из-за неё они не смогут реализовать свои возможности. Не хотела быть обузой и помехой.