Но не слишком ли я увлеклась детством?

Хотелось просто излить поток своих мыслей на бумагу, а они вдруг выстроились в строгий ряд. И, кажется, слишком уж тут застряли.

Как же выбраться из этого детства?

Впрочем, честно сказать, чертовски интересно переосмысливать его здесь! Возникает такое ощущение, словно с каждой написанной строчкой создается совершенно непонятный новый мир, который воочию встает на этих листах. Получается, что любое написанное слово – это не просто набор букв?

Ладно, доверюсь слову. Вернувшись домой, мама долго не скучала по оставшемуся там другу и, как говорится, снова ринулась в бой, тем более ситуация располагала.

Старшая сестра Лиза выходила замуж, а мама приглянулась другу жениха.

Ну, мама долго не раздумывала (по-моему, ей вообще это не свойственно), и вот мы уехали жить в деревню к этому другу.

По маминым рассказам, между собой они ладили, он любил ее сильно, грех жаловаться. Проблема была в его матерях. Так получилось, что у него оказалось сразу две матери. Родная очень бедствовала и, чтоб ребенок не умер с голоду, отдала его своей старшей сестре, богатой, но бездетной. Когда сын вырос, обстоятельства сложились так, что все трое вынуждены были жить под одной крышей. Две матери постоянно делили его между собой, а тут еще моя мама заявилась, да с чужим ребенком на руках.

Наивная молодая женщина попыталась наладить жизнь в этом аду. Но увы, все усилия оказались тщетны.

Тем более сам друг делал все против них же, а когда на заработанные трудодни купил радиоприемник, объявив: «Ну, Дусь, будем теперь новости и музыку слушать!» – маму буквально взорвало:

– Новости слушать! Музыку слушать! Может, еще и танцевать прикажешь под эту музыку?! Посмотри: у меня последние туфли развалились. Плясать под твою музыку босиком прикажешь? Босиком, но в шляпе, – закончила с грустью.

Ей стало нестерпимо жалко себя, своих напрасных трудов и надежд.

Более того, она чуть не поплатилась жизнью, вернее сказать, чуть не наложила на себя руки, когда выяснила, что беременна.

Спасибо тете Лизе, маминой сестре.

Она поехала в Горняк и все рассказала бабушке, ну та и кинулась спасать свою непутевую дочь.

Приехав и убедившись в истине тети Лизиных слов, со свойственной ей прозорливостью спросила:

– А ну-ка, доченька, побачь в окно. Подывилась! Ну шо, богато там свита?

– Что вы, и так ясно – весь белый свет, – удивилась мама.

– Вись билый свит. А ты думаешь, вин тильки здеся? Дывись, скилько его снаружи. Жизнь бильше, чем те стены, в которых мы живем. Верю, як тебе тяжко, но треба жити. Господь дал нам цу жизнь, и тильки вин вправе ее забрать. Война, голод, нищета не сломили нас, теперь и треба жить да радуватися. Давай сбирайся, поихали до дому.

Вот так примерно с украинским акцентом все было сказано. И забрала нас оттуда.

Ну времена еще были очень тяжелые.

Бабушкин муж, Валин отец, все болел, Ванька-рыжий учился в школе, но как учился! Больше был в бегах, чем в школе. Работали только Виктор и бабушка. Но, несмотря ни на что, мы снова жили в доме, где мне довелось родиться.

Дом был очень старенький и частенько ремонтировался силами бабушкиных рук.

Ах, бабушка, бабушка! Моя милая, родненькая бабушка! Сколько ж тебе досталось?!

О твоей тяжкой и трудной доле надо тоже говорить долго и отдельно. Поэтому лучше оставлю эту тему. Главное, ты никогда не поддавалась да и не поддаешься никакому унынию.

С бабушкиной помощью мама избавилась от ненужной беременности, хотя чуть не умерла, но все-таки выкарабкалась, и наша жизнь пошла по старому руслу.

Для чего мне захотелось заострить внимание именно на этом моменте жизни?