Это так было здорово!
Додумались мы до этого сами, без всякой подсказки взрослых, да они и не умели вот так запросто, без всякой подготовки свернуть совершенно чистый лист бумаги пополам, вырезать половину фигуры человека, в одежде или без, а потом развернешь – и полностью готов бумажный человечек, только раскрашивай, благо цветных карандашей у нас было в достатке. Правда, иногда мы ссорились из-за общих любимых цветов – бирюзового и так называемого «алого».
Эти цвета использовались чаще всего и быстро превращались в маленькие огрызочки. Вскоре появился еще новый цвет – «салатный», который сразу же полюбился нами за необычность названия, при этом удивлял – почему он так называется?
Тридевятое царство, а вернее, городок, где посчастливилось родиться, тогда еще был рабочим горняцким поселком, вся деятельность которого вращалась вокруг шахты.
Но когда население поселка увеличилось до городских норм, то ему присвоили статус города. Хотя мир моего детства оказался намного обширнее городка с рабочим названием Горняк, в честь основного проживающего контингента.
Отец и мать расстались, но официально не развелись, и он должен был платить на меня алименты. К тому времени он уже успел обзавестись другой семьей, а несколько месяцев позже меня у него родился сын.
Шустрый папаша оказался, долго не переживал по поводу расставанья. А мое рождение его интересовало меньше всего, тем более увидеть какую-то там дочь, которая для него была пустым звуком и потерей денег, алименты.
Впрочем, я тоже в те годы совсем не интересовалась его персоной, тем более желанием увидеть. И до недавнего времени вообще не задумывалась о его существовании.
От него мне досталась фамилия – Бордина, отчество – Борисовна. Все. Не было даже фотографии.
Моей маме, тогда еще совсем юной особе, очень хотелось побыстрее устроить свою судьбу. И не став засиживаться в Горняке, где места ей, видите ли, было маловато, совсем негде развернуться с ее эмоциями и желаниями, завернув меня кое-как в одеяльце («бедное дитятко, ножки совсем голы булы», со слов бабушки), она умчалась в далекую и жаркую Киргизию, город Токмак.
Что-то я расходилась, расписалась не на шутку. Не пора ли и отдохнуть.
Запись вторая
В этом городе маме уже довелось пожить. Забрал ее туда дядя Павел, младший брат отца, моего деда Андрея, погибшего на фронте в сорок втором году.
Дядя Павел хотел помочь жене брата, моей бабушке Нюре, оставшейся совсем одной с детьми. Вот и взял мою маму, среднюю племянницу, на воспитание к себе.
Уж очень она напоминала ему старшего брата.
Чем обернулась помощь и воспитание, надо описывать долго и отдельно, поэтому пропускаю этот эпизод.
Прекрасный утопающий в зелени городок Токмак располагался да и располагается в предгорьях Тянь-Шаня, их пейзаж очень хорошо описан Чингизом Айтматовым, а мне с ним не тягаться, поэтому лучше него могут быть только сами горы.
Мама устроилась хорошо, работа – пожалуйста, детсад – тоже. Но возникли проблемы с моим здоровьем, и я стала постоянным клиентом больницы, а не детсада. Так как заболела двухсторонним воспалением легких и долго лежала в больнице, где и научилась ходить. Врачи поставили диагноз – здешний климат мне противопоказан.
Бедной маме пришлось вернуться в Горняк, несмотря на то, что там у нее появился любимый человек. Вот при этих обстоятельствах выяснилось, что не совсем уж ненужной я была для нее.