Я легонько шлепнула Кейла по руке и прошептала:

– Они называются дредами. А это у нее хайер такой.

Не снижая громкости, Кейл продолжил:

– И пахнут они прикольно.

Девица снова обернулась, явно намереваясь послать нас, но, не дав ей произнести и слова, я сказала:

– Он иностранец. Первый день в Америке.

Пробормотав какое-то ругательство, девица отвернулась.

– «Поведение – два», – подвела я итог и, наклонившись к Кейлу, принялась наставлять его: – Не показывай пальцем на людей и не комментируй, как они выглядят.

Смущенный, он поднял брови, я же покачала головой.

Автобус довез нас до места в трех кварталах от дома, адрес которого дала нам Миша. Мы успели выбраться вовремя: за нашу краткую поездку Кейл умудрился взбесить беременную, назвав ее необъятной, и молодого гота, поинтересовавшись ингредиентами его макияжа. Если бы мы не вышли, в конце концов могло дойти до драки.

Главная улица города была оживленной – началось лето. Я чувствовала себя уверенней среди людей; вряд ли папашины головорезы нападут на нас, когда вокруг столько народа. По крайней мере, я на это надеялась.

Когда мы прошли два квартала, Кейл потянулся и взял меня за руку. Я не сразу въехала: мне показалось, что он хочет отвести меня от препятствия на дороге или просто привлечь мое внимание. Но когда я взглянула в его лицо, меня охватила легкая паника: он даже не смотрел в мою сторону, его глаза были обращены на тротуар, по которому мы спокойно, с ровной скоростью, шли.

Я подождала, думая, что он отпустит мою руку, но он не отпускал. Когда Кейл наконец заметил, с каким недоумением я таращусь на наши сплетенные ладони, его брови удивленно поднялись:

– Что случилось?

– Ни… ничего, – пробормотала я.

Я чувствовала себя полной идиоткой. Не хочу сказать – полуидиоткой, так как мальчишки были моими постоянными спутниками с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. Но мне реально не нравился такой поворот событий.

– Ведь все правильно, да? – Он поднял вверх наши сплетенные пальцами руки. Кивнул головой на приближающуюся пожилую пару, которые так же, как и мы, шли рука об руку, да еще и смеялись.

– Ведь именно так люди ведут себя?

– Все немного сложнее, – ответила я.

– Здесь все сложно, – проворчал Кейл.

– Это жизнь, – отозвалась я. – Жизнь действительно сложная вещь.

– А это хорошо?

– Это хорошо, – кивнула я насколько могла убедительно.

Он на мгновение успокоился, затем вновь сжал мою руку:

– Объясни, что я сделал не так. С этим, с руками.

Я вздохнула. Вести разговор об отношениях полов с парнем моих лет! Лучше застрелиться. Аналогии с бейсболом не помогут. Он наверняка даже не знает, что такое бейсбол.

– Когда люди нравятся друг другу, они держатся за руки.

Он посмотрел на наши руки, все еще недоумевая:

– Ты мне помогла, поэтому ты мне нравишься.

Как это наши родители справились со всем этим?

– Нет, когда они нравятся друг другу по-другому. Ну, то есть, когда они хотят быть больше, чем просто друзьями. Ну, и им нравится не только держаться за руки.

– Не только? А что еще?

О боже!

– Ну, скажем, нравится быть все время вместе, и еще нравится, когда они оба чувствуют себя особенно… особо счастливыми. Ну, еще когда они целуются, и им это нравится.

Глаза Кейла загорелись:

– Могу я поцеловать тебя, вместо того чтобы держать за руку?

Да! – кричало мое сердце в ответ.

– Я не совсем точно тебе объяснила, – проговорила я. – Люди целуются, когда они привязаны друг к другу. От этого они чувствуют себя… хорошо.

– Когда я тебя трогаю, я счастлив. И мне хорошо.

Его рот расплылся в улыбке.

– И когда мы целовались вчера вечером, было так хорошо!