От Орлеанского вокзала ровно за три четверти часа фиакр доставил Андрэ на улицу Лепик, № 12. Андрэ прошел длинным коридором и вступил в хорошенький садик с деревьями и цветами. В глубине его находился уединенный павильон. Андрэ вошел в цветник и по усыпанным песком дорожкам дошел до павильона. Там он отворил двустворчатую дверь и очутился в большой комнате, которая служила, по-видимому, и рабочим кабинетом, и мастерской.

Андрэ, должно быть, была хорошо знакома эта комната, потому что он не обратил никакого внимания на ее обстановку. А обстановка была замечательна своей разношерстностью.

Во-первых – два громадных библиотечных шкафа, набитых книгами. Затем большая черная доска, исчерченная геометрическими фигурами и исписанная алгебраическими формулами – следы решения какой-то задачи по механике. Наконец, карта полушарий и множество деревянных и гипсовых моделей каких-то странных инструментов. Справа стоял верстак из вязового дерева, точильня для металлов и целая серия слесарно-механических инструментов. Наверху висела клетка со скворцом. Напротив верстака – большой дубовый письменный стол, заваленный бумагой и разными папками, хаотично набросанными одна на другую. По стенам – экзотические безделушки, шкуры животных, трофей из пары ружей, абордажной сабли и салакко, а посередине, напротив дверей, портрет самого Андрэ Бреванна во весь рост и в натуральную величину.

Звонок, прикрепленный ко входной двери, пронзительно зазвенел. Скворец прекратил свою болтовню и стал подражать его металлическому звуку. Из большой плетеной корзины вылезла, махая хвостом, некрасивая собака со слежалой шерстью, но с живыми и добрыми глазами, влажным носом, черным, как трюфель, дотронулась до руки вошедшего гостя.

Отворилась боковая дверь. В комнату вошел молодой человек в синей блузе, как у Андрэ, и с непокрытой головой.

Уже в самой манере приветствия чувствовался истинный парижанин, типичный гамен, который всегда остается верен себе.

– Monsieur Андрэ!.. Вы!.. Вот здорово!

– Здравствуй, Фрикэ! – отвечал Андрэ, крепко пожимая руку юноши, который ответил ему таким же сердечным пожатием.

– Какой это добрый ветер вас занес?

– Очень странное приключение, даю тебе слово.

– Не может быть! Наш запас приключений давно уже исчерпан. Ах, да! У вас сегодня должно было состояться открытие сезона охоты.

– Вот с этого-то и начинается приключение, могущее завести нас с тобой очень далеко.

– Ну, нам не страшно. Мы у черта на рогах побывали и домой вернулись.

– И опять, пожалуй, попадем к черту на рога.

– Что ж, я готов. А что, действительно предстоит постранствовать?

– Месяцев восемь или десять.

– А когда отправляться?

– Мне и тебе – завтра.

– Стало быть, будут и другие?

– Вечером расскажу тебе все.

– Значит, вы разделите со мной трапезу?

– Разумеется. Но только заранее предупреждаю: я очень основательно позавтракал и буду тебе плохим сотрапезником.

– Вы здесь у себя дома.

– Ну, а как твои работы?

– Три дня назад я окончил свой механический «промыватель». Настоящий класс! Действует превосходно. Могу ручаться, что при промывке золота не ускользнет ни малейшая частичка. Амальгаматор тоже готов к действию. Я снабдил его аппаратом, делающим невозможной кражу золота и ртути.

– Молодчина!

– Кроме того, я докончил вашу модель металлического патрона, непосредственно соединяемого с капсюлем пистонного ружья. Вот она!

– Превосходно!

– Вы довольны?

– Я в восторге.

– Мне это очень приятно.

– А ты патент на себя оформил?

– Как же я это сделаю? Ведь изобретатель – вы.

– Не говори пустяков. Патент для тебя – деньги, понимаешь? Если даже у меня есть какие-нибудь права, я уступаю их тебе и требую, чтобы ты ими воспользовался. А теперь изволь слушать о нашем деле. Завтра в восемь часов вечера ты выедешь в Брест.