– До пиратства – мое дело.

– А если я все-таки прикажу тебя убрать?

– Тогда народ распотрошит вас, как кита на китобойной базе. Вот что тогда! Давайте ваше предложение – или отправляйте меня обратно в лагерь. Вам здесь хорошо сидеть, а я с угра не жрамши, и еще не известно, придется ли есть сегодня!

Бров удовлетворенно откинулся на спинку кресла:

– Ладно, ладно. Тормози. Я предлагаю тебе быть информатором. Согласен?

– Нашел дурака, – фыркнул Ратмир.

– Нет, все-таки тебя нужно убрать.

– Конечно, – с готовностью поддержал Ратмир. – А значит, навсегда похоронить мечту о расовой розни… и, как следствие, о вашем спокойствии. Ведь я в их глазах стану мучеником.

– Берешь меня за горло? – спросил Бров. – А ну-ка переверни медаль.

– С удовольствием. Если я куплюсь, то пленники будут обмануты в своих лучших чувствах и не скоро смогут найти себе другого лидера.

– Ладно, твоя взяла. Будешь служить надсмотрщиком?

– Сначала накормите, а потом поглядим.

Бров вызвал конвоира, который ждал за дверью. Ратмир был препровожден в столовую. Затем – на склад обмундирования. А затем – в домик охранников, где ему предстояло отныне жить в отдельной комнатке и спать на настоящей постели.

Через час он – сытый, вымывшийся, приодетый и вооруженный, – шагал назад к воротам стадиона радом со своим бывшим конвоиром – отныне напарником. Звали того Элиас Питт. Он был очень разговорчив: можно сказать, что рот у него не закрывался. Родословную свою он вел из государства под названием Бретания. Да и похож был на фермера какой-нибудь йоркширской глубинки, где цветет на холмах вереск и спеет под вечно моросящим дождем овес для всемирно знаменитой каши.

– Да ладно, малый! – тараторил Элиас. – Ты вроде не наш, не из Бретании, а сообразил, где пудинг слаще. С виду – ну такой паренек-колледжер, а гляди-ка вот… К нам в охрану ведь все больше ребята с темным прошлым идут. Или… как по-научному? Ре-не-га-ты. Не похож ты, малый, не похож… А как к пиратам попал?

– Ладно. Не к пиратам. К китобоям. Несчастная любовь. Она изменила мне. Я ушел в море, чтобы все забыть.

– А-а, тут будет и ей замена! Каких только нет! Лучше взять индеанку, – охотно просвещал Ратмира ренегат. – Они самые покладистые. Но ни под каким соусом не бери танорку. Они хоть и красавицы, но форменные дуры. Впрочем, как и все танорцы. Не так давно одна из них зарезала одного надсмотрщика его же кинжалом. Ну, конечно, мы сумели с нею распорядиться! – похвастался Элиас. Но, перехватив недобрый взгляд Ратмира, тут же успокоил: – Да понимаю, понимаю! Когда я только пришел сюда, меня тоже от этого всего с души воротило, но потом привык. И ты привыкнешь. А сейчас сам Бров с одной бьется, уж и кнутом, и пряником, а та ни в какую. Впрочем я ее тоже понимаю, от одного взгляда на эту жирную свинью всех выворачивает, а она – краса-вица… Работаем мы посменно. Мы завтра – в первую. Сопровождать поедешь. На работы. Ну да подружку скорее присмотришь.

– Я уже присмотрел. Алита зовут.

Элиас замахал руками:

– Нет, все-таки ты мальчишка-колледжер! Она ведь танорка! Я не хочу потерять напарника, только-только его обретя!

Но Ратмир остался непреклонен – и в тот же вечер забрал Алиту к себе. Сначала она закатила великолепный скандал. Скандал совершенно настоящий. С искренними, не фальшивыми слезами разочарования и обиды. Но Ратмиру удалось-таки объяснить ей все. А Алита на другой же день передала в лагерь первый приказ Ратмира. Приказ гласил: на время распустить сообщество. И – ждать.

Ждать пришлось две недели. Ратмир провел их с пользой. Собственно, план у него сложился в первый же рабочий день. Достаточно избавиться от напарника и затормозив поезд, открыть засов на двери. Остальное довершат сами пленники, выйдя на свободу. В поезде – двадцать вагонов, из которых всего один занят охраной – двадцатью вооруженными сардукарами. В каждом вагоне – человек по сто. Если удастся открыть хотя бы два из девятнадцати… Ну а если склонить хотя бы одного охранника на сторону восставших? Только вот – кого?