– Чего застрял? Давай или туда, или сюда, – голос слегка надтреснутый, с хрипотцой. И очень знакомый. Я внимательно вглядываюсь в полумрак. – Ты не понял? – в голосе начинается угроза. Я на всякий случай послушно киваю и проскальзываю в помещение. – Иди сюда, чего там стоишь, – голос теперь примирительный и намного тише. Я осторожно пробираюсь вдоль стоек с костюмами и наконец выхожу на небольшое свободное пространство. Около трюмо сидит женщина. Она красит ресницу на левом глазу и волосы ее завязаны на затылке в небрежный тяжелый узел. Она на секунду прекращает свое занятие и окидывает меня любопытным взглядом. Я стою перед ней, ощущая себя абсолютно голым. Я ее узнал.

– Это ты там эту кашу заварил? – она снова возвращается к покраске глаза. Я киваю, понимая, что этого сейчас никто не видит.

– Да, это я, – дублирую я свой кивок словами.

– Неплохо, – хриплый смешок сопровождает новый любопытный взгляд. – Первый раз вижу, чтобы рокерами попсу заменили. Ну ты даешь! – И она откровенно и громко смеется.

– Так вышло, – коротко комментирую я. Робость одолевает меня в присутствии этой женщины. Я еще никогда не видел ее так близко, и тем более не говорил с нею. А она ничего.

Женщина, наконец, заканчивает макияж и поворачивается ко мне всем своим немного огрузневшим телом. Я разглядываю ее, словно редкий экземпляр какого-то необыкновенного животного, а может, редкую картину. Она смотрит на меня примерно так же. Первой не выдерживает она.

– Ну, чего уставился? Глазам не веришь? – она немного подсмеивается надо мной. Но вполне безобидно.

– Да нет, все в порядке, – придя в себя, парирую я. Она склоняет голову набок и спрашивает:

– Выпить хочешь?

Мое «да», наверное, было слегка поспешным. Через полчаса мы уже мирно беседуем, закусывая коньяк, как и положено, лимоном и дорогим шоколадом.

– Знаешь, мне тут хорошо, – говорит она, предваряя все мои глупые вопросы. – С тех пор, как я ушла с большой сцены, я иногда прихожу сюда, – она немного помолчала, словно решая, нужно мне еще что-либо сообщать или я не достоин этого. Но, видимо, ей действительно необходим был слушатель. Или зритель. И она доверила мне свой секрет. – Здесь, в этом ДК, был мой первый концерт, а потом я эту гримерку выкупила, все костюмы свои сюда стащила. Чтобы все было в одном месте. Вот иногда прихожу, любуюсь. – Я сидел тихо, как мышка. Не каждый день такие люди хотят кому-нибудь открыть душу. И это надо ценить. Я оценил.

– Раньше все просто было: гастроли, концерты, поклонники. А теперь осталось только это – костюмы, пыль и воспоминания, – в ее глазах мне на мгновение почудился подозрительный блеск. Но, видимо, только почудилось. – Да. Каждый должен уходить вовремя, – она сказала это не мне, а скорее себе, но тут же вернулась в окружающую нас действительность. – Может, здесь потом музей сделают? Как думаешь? – и она вопросительно посмотрела на меня. – Наливай, чего сидишь. – И мы снова выпили. Я не стал уточнять, когда это «потом».

– Послушай, а давай сегодня ко мне закатимся? – Я подавился шоколадкой от неожиданности. – Понимаешь, раньше у меня дома все время какая-то толпа тусовалась. А теперь нет никого. Пустота. Куда все подевались? – и она грустно улыбнулась. Я молча смотрел на нее, боясь пошевелиться. – Да черт с ним, с прошлым. Надо жить настоящим. А то с ума можно сойти от всех этих воспоминаний. Видишь, афиши. Вот это вся моя жизнь.

Я наконец решился открыть рот:

– А вы часто здесь сидите? – Вопрос получился корявым, но было поздно что-то менять.

– Сейчас уже нет. А раньше частенько засиживалась. А еще раньше мне вообще некогда было присесть, – она снова хрипло рассмеялась. – Ладно. Чем старое ворошить, давай сегодня что-нибудь новенькое придумаем.