Мне пришлось ещё раз обвести мавра вокруг пальца, и для этого я использовал ловушку, в которую он попался в силу природной своей простоватости, которая была свойственна всем маврам.. Его звали Измаил, а мавры обращилась к нему просто Моли или Мули. Я ему говорю:

«Мули! Наш господин оставил ружья на баркасе. Но хозяин забыл дал указание запастись порохом и зарядами. Не сможешь ли ты добыть чуток пороха и дроби, так здорово было бы поохотиться и подстрелить на обед несколько альками? (Птица, схожая с куликом) – Хозяин хранит порох в трюме корабля, я видел!»

«Ладно! – ответил он, – Сейчас принесу!»

Он приволок здоровенный ящик примерно с полутора фунтами пороха, а может даже и больше, да в придачу -мешок, полный дроби и пуль, всё вместе весом не менее шести фунтов. Всё это имущество мы аккуратно сложили в баркас. Кроме того, в каюте моего хозяина я обнаружил ещё какое-то количество пороха, который всыпал в большую бутыль, предварительно вылив из неё остатки вина. Итак, сделав солидные запасы всего необходимого, мы тут же отправились из гавани ловить рыбу. Сторожа, дежурившие при входе в гавань, нас прекрасно знали и потому не обратили на нас совершенно никакого внимания. Очутившись в миле от берега, мы опустили парус и принялись за рыбную ловлю. Ветер, вопреки моим ожиданиям, был северо-восточный. Подуй он с юга, я легко достиг бы испанской территории или, в крайнем случае, доплыл до Кадикского залива. Но тут я решил, что, откуда бы ветер ни дул, любой порыв нам на благо, лишь бы он унёс меня из этого проклятого места, предоставив всё остальное воле Провидения.

После долгой пустопорожней ловли (кое-какая мелочь попадалась на удочку, но я не спешил снимать её с крючка или незаметно выбрасывал в море.) я обратился к мавру:

«Что-то нам сегодня не фартит, наш хозяин будет не в восторге от этого, надо двигать дальше!»

Не подозревая подвоха, этот лопух согласился и, усевшись на носу посудины, стал ставить паруса. Я, сидя за рулём, отвёл судно на милю дальше и стал дрейфовать, точно вознамерившись приступить к рыбной ловле. Затем, передав мальчишке руль, я оказался у него за спиной, наклонился позади него, как будто что-то увидел или намереваясь что-то поднять и, вытянув руки, стремительно схватил его туловище и сбросил мальчишку за борт. Он вынырнул из воды, как пробка из бутылки, ибо с раннего детства прекрасно умел плавать, и стал во весь голос умолять взять его вместе с собой на баркас, клятвенно уверяя в своей преданности и готовности ехать со мной хоть на край света. Он продолжал преследовать баркас так быстро, что при полном штиле настичь баркас ему не было раз плюнуть. Оценив ситуацию, я кинулся в каюту, схватил хозяйское охотничье ружьё и взял пловца на мушку, покривая:

«Послушай! -закричал ему я, – Я пристрелю тебя, если ты не прекратишь упорствовать и не отстанешь! Отвали подобру-поздорову – будешь жив и здоров! Не мне учить тебя плавать, сам доберёшься до берега, на море штиль, дуй отсюда и я не трону тебя даже пальцем, но если ты ещё хоть на дюйм приблизишься к баркасу, у тебя будет приличная дырка в голове! Я решил стать свободным!»

Тут он понял, что шутки плохи, и повернул назад, к берегу. Он был отличным пловцом, и у меня нет никаких сомнений, что он превосходно доплыл до берега. Может быть, стоило взять его с собой, да я засомневался, не предаст ли он меня…

Когда он отплыл уже на достаточное расстояние, я наконец получил возможность заняться Ксури и сказал нему:

«Ксури! Если ты останешься верен мне, обещаю, я сделаю из тебя большого человека, но если ты не поклянешься мне в этом с чистым сердцем, и притом Мухаммедом и своим отцом, то мне ничего не останется, как бросить тебя в море!»