По привычке прилег на диван, взял планшет, стал строить пирамидки…

– Ты знаешь, что прокрастина́ция является хронической и неизлечимой болезнью? – с искренним сочувствием спросил МИК.

– Про… Прокра… Кто кого прокрал? – шепотом спросил удивленный Лёшка.

– Прокрастинация, – пояснил МИК, – откладывание важных дел на пото́м, воровство собственного времени. Тебе задали «домашку»?

Лёшка кивнул, но продолжил. И тут на экране планшета поверх игры закачалась надпись: КОНЧИЛ ДЕЛО – ИГРАЙ СМЕЛО!

Очередная пирамидка пролетела мимо цели и распалась на облако разноцветных шариков, а те растворились мыльными пузырями.

– Ну вот!.. – с энтузиазмом сказал МИК. – А знаешь ли ты, как это здо́рово – играть, когда «домашка» уже сделана? Честное слово, это удовольствие совсем другого вкуса!

– Ты что, к моему планшету подключился? – спросил Лёшка.

– Ну да, – чуть виноватым тоном признался МИК. – Зато потом сможем как следует прогуляться в Интернете. А сначала лекция про прокрастинацию.

– Ты к принцу тоже будешь приставать с этой прокрой в его колледже?.. – вздохнул Лёшка.

– Еще не решил, – ответил МИК и добавил добрым, наивным тоном: – Я на тебе потренируюсь. В общем, слушай. Прокрастинация – это…

«На ком тренироваться, если не на подопытном кролике?» – печально подумал Лёшка.

Что такое прокрастинация, он уже понял, попросил МИКа замолчать и взялся за «домашку».

Иногда спрашивал подсказки. Думал, прибор начнет занудствовать: мол, шевели мозгами, вспоминай! Нет, МИК был и калькулятором, и словарем и даже в примерах помогал.

Лёшка окончил «домашку» и задумался. Надо было сделать что-то еще. Что? И вспомнил авиабомбу. Он же хотел написать письмо в полицию.

– МИК, ты чего не напомнил? – упрекнул Лёшка электронного друга.

– Так ты же не просил, – беспечно ответил МИК.

Лёшка неодобрительно покачал головой. Про «домашку» напомнил. Про пробежку – тоже.

А тут – забыл. Видимо, ему эта идея не нравилась.

Стал сочинять и мучиться. С первой строчкой воевал чуть не полчаса. «Уважаемая полиция…» «Уважаемая полиция Мартышки…» «Уважаемый дежурный…» МИК не помогал, напротив, хихикал, подсказывал шутилки. «Уважаемая полиция и вся королевская рать». «Уважаемая полиция – вы мартышки». «Уважаемый дежурный, недавно контуженный урной». Уж на что Лёшка был тихоней, но если бы так мешал приятель, давно шарахнул бы его подушкой. А может, и табуретом. Пару раз хватал себя за уши – вырвать динамики.

МИК тотчас же извинялся, да таким искренним тоном, что Лёшка махал рукой и возвращался к письму.

Наконец просто написал: «Здравствуйте».

Дальше стало еще труднее. Надо было объяснить, как он узнал, что в земле – бомба.

«Я много изучал историю Великой Отечественной войны и знаю, как выглядят следы неразорвавшихся авиабомб».

– Правда, много изучал? – спросил МИК.

«Он что, стал читать мысли?» – испугался Лёшка. Но тут же сообразил: эти слова написаны на листе бумаги, МИК прочел их через очки.

– Вообще-то мало, – признался Лёшка. – Расскажи, какие тут были сражения?

МИК без всяких шуточек, а, напротив, дельным тоном начал рассказ. Лёшка узнал, что, оказывается, Ораниенбаум немцы не захватили.

И Мартышкино тоже. Территорию, примыкавшую к Финскому заливу, обороняли батареи форта Красная горка и корабельные пушки Балтийского флота. Три года враг не мог ничего поделать с этим клочком земли, несмотря на превосходство в самолетах и танках. Как в старину, все решили пушки, потому что они были очень больших калибров. Потом, в 1944 году, с Ораниенбаумского плацдарма наши войска ударили в тыл фашистам и окончательно прорвали блокаду.

МИК рассказывал и показывал. На экране появлялись черно-белые фото кораблей и огромных береговых орудий. Снаряды, которыми они стреляли, руками было не поднять, можно было только подкатить к орудию на специальной тележке. МИК показал карту линии фронта. Оказывается, передний край проходил недалеко, между Мартышкином и Старым Петергофом. Понятно, почему здесь падали бомбы.