Итак, я вынужден сообщить вам, ребята, что в то время, как бедный Джузеппо был препровождён совершенно без его вины в городскую тюрьму, этот мерзкий мальчишка Пиноккио, оставшийся один и совершенно освободившийся от лап карабинера, припустил прямо через поля и пригорки, чтобы поскорее вернуться домой. Он шустро перепрыгивал через высокие пригорки, высоченные заборы и изгороди из винограда и вьюнка, перескакивал ручейки, канавы и ямы с водой полные воды, и был страшно похож на загнанного зайца, козла или лепрекона преследуемого ушлыми охотниками.

Подскочив к дому, он обнаружил, что входная дверь приоткрыта. Он толкнул её, и вошёл внутрь, и как только щёлкнул щеколдой двери, сразу упал на землю, испустив вздох величайшего облегчения. Но это счастье, надо сказать, длилось недолго, потому что он услышала в комнате какие-то звуки, и вдруг ему послышалось, что в комнате кто-то пропищал:

– Крий-крий-крий!

– Кто там меня зовет? – в испуге вскочил Пиноккио.

– Это я!

Пиноккио обернулся и увидел большого Сверчка, медленно карабкающегося вверх по стене.

– Скажи, Сверчушка, а ты кто?

– Я Сверчок с ноготок, говорящий Сверчок, и живу в этой комнате уже больше ста лет!

– Но теперь эта моя комната! – сказала марионетка, стуча каблуками по полу, – И если ты захочешь доставить мне истинное удовольствие, то немедленно убирайся отсюда подобру-поздорову, и не оглядывайся! А то как бы чего не вышло!

– Я никуда отсюда не уйду! – ответил не очень обрадованный такой гостеприимностью Сверчок, – Ну, если сначала не открою тебе великой правды!

– Разрешаю! Ну-ка, Сверчишка- дрянчишка, дрынчишка, быстро говори свою великую, святую правду и убирайся восвояси подобру-поздорову, пока я такой добрый, вот и всё! Иначе я за себя не отвечаю! – Горе тем ребятишкам, которые восстают против своих родителей и из-за своих капризуль покидают отчий дом. Им никогда больше не будет хорошо в этом мире; и рано или поздно им придётся горько сожалеть об этом!

– Ну, ты и распелся, мерзкий сверчок! Я от тебя такого не ожидал! Распелся тут, певец! Пой, Сверчок мой, как тебе угодно и нравится! Но я-то знаю, что завтра, на рассвете, я умотаю отсюда, потому что, если я останусь здесь, со мной поневоле случится то же, что и со всеми остальными ребятами, то есть они взашей отправят меня в школу, итак или иначе, с люовью или силком, мне всё равно придётся учиться и корпеть над прописями и учебниками, а я, честно говоря, учиться совсем не хочу, и мне больше нравится бегать за бабочками, лапзить по деревьям и разорять птичьи гнёзда! Знаешь, какие там яйца? -Бедный мой, бедный глупышонок! Грюльерелло! Но разве ты не знаешь, что, поступив так, ты вырастешь просто красивым придурком, так что все будут играть с тобой, водить тебя за нос и обманывать тебя?

– Ну ты, грилаччо делля малавгурио! Старый, зловрещий Сверчишка! Завали свою гнилую пасть! – воскликнул Пиноккио, – Вот! Гнилушка болотная! Но Сверчок, который был терпелив и всегда пребывал в философском настроении, так что, вместо того, чтобы обидеться на эту дерзость, и ответить в соответствующем духе, продолжал тем же добродушным тоном:

– А если ты не хочешь ходить в школу, почему бы тебе, деревяшка, в конце концов, не научиться хотя бы одному ремеслу настолько, чтобы честно заработать себе хотя бы на кусок хлеба?

– Хочешь, я тебе скажу? – возразил Пиноккио, который сразу начал терять терпение, – Скажу, как жахну! Среди ремесел мира есть только одно, которое мне действительно по душе!